Семен Данилюк - Милицейская сага

Марешко затих.

- Видимо, в этом месте я должен поплакаться о несложившейся вашей доле, - догадался Мороз. - Так вот плакаться не буду. И ваше счастье, что поблизости Рябоконя больше нет. Вот уж кто б вас сейчас от души пожалел. Засим, как говорится...

- Реакцию вашу пылкую принимаю. И не в претензии - заслужил порицание. Но как профессионал ведете себя неумно.

- Это еще почему?

- Эмоции из-под контроля выпускаете. Забыли, зачем разговор начался. Да, хотелось, знаете, выплакаться! Уж извините. Столько лет в себе!.. Но - вы-то мне зачем для этого? Нашел бы кого из сверстников. Глядишь, еще и утешили б. Одну школу проходили. А вам я...

Марешко поерзал, ища опору, чтоб подняться, протянул было руку за помощью Морозу. Но тот, будто ненароком, отодвинулся. Понимающе покачав головой, Марешко нагнулся и выдернул вдруг из-под ножки молоток, отчего столик тут же перекосило, поднялся с усилием и, перебирая венозными ногами, прошел в ванную, откуда донеслись звуки ударов, - Марешко крушил облицовочную плитку. Вышел он минут через десять - заляпанный строительной пылью и с завернутым в старую газету свертком.

- Держите, - протянул он. - Тринадцать лет хранил. Теперь вот передаю эстафету.

- Что здесь?

- Все, что Коля покойник искал, да и вы как будто домогались. Здесь, - в голосе его появилась торжественность. К этому моменту старый Марешко долго готовился, - задокументированные факты преступной деятельности бывшего секретаря обкома, а ныне кандидата в губернаторы, бывшего товарища, а ныне господина Кравца, а также его приспешницы нынешнего крупного банкира Паниной.

- Но - откуда?!

- Считайте - из ниоткуда. Алексей Владимирович Котовцев кем-кем, а дураком точно не был. Потому для аудиенции взял все нужные документы, кроме самых-самых. С них единственно копии снял. А первоисточники: фотографии, звукозаписи, прочее, - в сейфе оставил. Да, замечательно умели мы работать! Особенно славненько взятку в бриллиантах задокументировали. Обставили - прямо в упаковочке. Ах, лихо было! Нынешние так не могут, - поцокал он язычком. Но тут же сморщился, осознав неуместность самодовольства. - Промежду прочим, тут есть сводки наружки - зафиксированы две встречи Паниной с Добряковым. Как раз накануне убийства. Так что если дружок ваш бывший на себя убийство Котовцева взять соберется, да еще назовет подстрекателей!, то с этими-то документиками для любого суда вопросов не будет, кто, как теперь говорят, заказчик. Потому убить вашего дружка для Паниной вопрос, знаете, выживаемости. Тем паче они-то уверены, что часть бумаг из портфеля стибрил он. А он, дурашка, их в этой уверенности и поддерживает! Чтоб на крючке держать. То есть друг друга дурят. А главный рыбак, выходит, в тени. Нет, что ни говорите, умели мы комбинировать!

- Вижу. И что ж решили теперь-то из тени выйти? Наскучило без комбинаций?

- Вы меня, юноша, напрасно глазами сверлите. Все, что можно, давно изнутри иссверлено и расточено. Думаете, жить с таким грузом - в радость? Я ведь, еще когда соглашался, понимал, что выламываю себя. Но - знал, на что шел. Шесть лет лишних, знаете.

- Ну, и ... доживали б.

- Наверное. Только не для того бомбу держал. Еще тогда, в восемьдесят девятом, когда вы засаду со складом затеяли, почти решился. Но - Кравец к тому времени первым стал. Так что через него бы все равно не перескочили. И - побоялся. А теперь самое время взорвать. Вон как к власти рвутся!

- Взорвать, но - опять чужими руками?

- Точно! - пьяненький Марешко тоненько икнул. - Такая уж, видно, моя планида. У самого-то смелости не хватит. Панина - она ведь и теперь дама серьезная. Тут меня врачи повеселили: опухоль какую-то нашли. Эк удивили! Того, дурачье, не знают, что она во мне с восемьдесят четвертого зреет. Так что... А вы - как это теперь молодежь говорит? - оторва. Не чета другим нынешним. Вот и - развлекитесь. Там, в материалах, и мое собственное объяснение найдете. Все изложил. Все приготовил. Даже опись присовокупил... Ну, вижу - задержал.

Мороз постоял, взвешивая на весу папку.

- Значит, Добрякова убьют за то, чем он не обладает?

- И непременно! И славненько! - захихикал, поощряя его понятливость, Марешко. - И хорошо. И - концы в воду. А у вас после этого свобода маневра. Никто ведь ничего. Так что выстрелите, когда сочтете нужным. Чтоб наверняка. Я б на вашем месте - перед самыми выборами.

- Я должен увидеться с Добрыней.

- Что, простите?!

- Вы организуете мне встречу с ним.

- Я?! Да вы, собственно... Я тихий пенсионер.

- Вы!... Вы, Юрий Александрович, как когда-то Рябоконь говорил, паучило, что, единожды сплетя сеть, от нее не откажется. И сеть эта, как теперь понимаю, у вас сохранилась.

- Предположим, - не без снисходительности подтвердил Марешко. - Но выйти на Добрыню - это, знаете ли, особый случай...Да и к чему?

- Считайте, хочу получить официальное признание. Так что, есть возможность?

- М-да, вижу, ошибся, - огорчению Марешко не было предела. - Загубите дело. Больно риск любите. Я ж вам и без того все козыри передал. Всего и осталось-то - карты сдать.

- Смотрите, не выведите, сам искать начну. Тогда и впрямь шансов меньше - без шума не обойдется. А значит, и материалы ваши могут похериться. Так как, есть каналы?

- Уж если на то пошло, - с неодобрительной хитрецой Марешко вытащил из "стенки" кусок фанеры, за которым открылся вцементированный сейфик.

- Домашняя картотека, - манипулируя кодом, стеснительно пояснил он. Вытащил из пачки бумаги листок, протянул Морозу. - Имя Тариэл ничего не говорит?.. А! То-то. Его в свое время Лисицкий с Рябоконем завербовали. Только вот в корки обуть не успели. Я после Колиной смерти в сейфе его пошуровал и обнаружил. Ну, и - пригрел!

- Сильны вы, погляжу, по покойницким сейфам шарить!

- Так на пользу! Тариэл, он теперь...

- Знаю. И что мне с того?

- А то, что ни в одной схеме, ни в одной цепочке, что наши под контроль взяли, его нет. Он ведь с Добряковым официально с восемьдесят девятого оборвался. Но не все так просто. Кто-то же, да подкармливает Добрыню этого. И информацией снабжает. Так что - попробуй!

- Опять - чужими руками, - Мороз сложил "вербовочный" лист, сунул в карман. Приготовился высказать все, что думает о маленьком этом, пережившем себя человечке. Но встретился со слезящимися, больными глазами, с набухшими над ними вялыми веками и, коротко кивнув, вышел.

- Удачи! - Марешко перекрестил ушедшего со спины. - Может, и мне облегчение выйдет.

13.

- Занят! Вишь, сколько народу? - рыкнул на Мороза здоровенный охранник, подпирающий собой табличку "Директор рынка". Вокруг и в самом деле стоял гомон от стремящихся проникнуть за заветную дверь. Снизу доносился гул торгового павильона. В крике, ругани и беспорядочном гомоне этом угадывалась некая скрытая заорганизованность.