Виктор Аннинский - Человек со шрамом

Как в ту ночь он попал домой, Яша помнил смутно. Помнил только, что вез его в его же машине какой — то мужик. Он же и доставил его на себе до двери квартиры. От пережитых волнений, нервных потрясений и выпитого коньяка новый внештатный сотрудник ФСБ «отключался» и засыпал в любом положении, даже стоя.

До обеда Давиденко — младший провалялся в постели. Потом проклиная всё и вся, кое — как оделся и отправился тратить свои и чужие деньги на благоустройство ненавистной квартиры Донцова. Бандитам наплевать, что вчера вечером его едва до инфаркта не довели. Не заплатишь вовремя — могут на счетчик поставить или еще какую — нибудь гадость придумать…

После встречи с подполковником Мельниковым у Давиденко начисто пропал аппетит, а во сне его стали донимать кошмары. И почти всегда ему снился один и тот же сон: в зековской одежде он лежит у самой стены под какими — то вонючими нарами, а уголовники — рецидивисты пытаются выгнать его из последнего убежища. Примерно так, как злой хозяин палкой выгоняет из — под дивана несчастную собаку, а та только скулит и еще плотнее втискивается в самый дальний угол. А главарь рецидивистов почему — то был похож на Мельникова и тоже имел шрам на лице…

Жена сильно переживала по поводу его неожиданно расстроившегося здоровья, но на третий день он оклемался и вышел на работу.

Внешне Давиденко тоже несколько изменился: стал подозрительным и неразговорчивым, часто задумывался и надолго уходил в себя. Каждое утро он теперь мысленно начинал с отборных проклятий не только в адрес бандитского «Легиона», но и своего нового, не в пример более опасного врага — подполковника Мельникова. Не забывал он и Лёву Березина, но теперь в его «табели о рангах» он занимал всего лишь третье место.

С такими же мыслями он и засыпал. Но и во сне его донимали кошмары. Тогда он просыпался в холодном поту и едва слышно, чтобы не разбудить жену, выдавливал сквозь зубы: — Черт бы вас всех побрал! Мало мне было заморочек с бандитами, так еще и Мельников едва до инфаркта не довел. Накинул мне петлю на шею и усмехается теперь, садист проклятый! Даже во сне покоя не дает…

За несколько месяцев до описанных событий, в самом начале холодного и ветреного февраля, в одном старом небольшом доме на окраине города раздался телефонный звонок. Хозяин дома, кутавшийся в старое одеяло, заменявшее ему плед, снял телефонную трубку. Незнакомый мужской голос назвал его по имени — отчеству и спросил: — Не могли бы мы встретится и поговорить об одном важном деле?

Василий Иванович Макаров слегка удивился просьбе незнакомца, но ответил просто: — Да ради бога! Времени у меня много, я, знаете ли, на пенсии… — человек на другом конце провода поблагодарил и повесил трубку.

Макаров пожал плечами — он забыл назвать свой адрес и спросить имя звонившего — и тоже повесил трубку. Подбросив в печь несколько поленьев, старик протянул над плитой свои озябшие пальцы — в комнате было холодно.

Через четверть часа во дворе залаяла собака и Макаров, накинув на плечи старый полушубок, вышел во двор. Около покосившейся деревянной калитки стояла большая черная машина, а рядом с ней — молодой человек в длинном черном пальто строгого покроя. Кутаясь в полушубок, хозяин открыл калитку и пригласил его в дом.

— Вадим Григорьевич Свиридов, — представился гость, потом подошел к выбеленной известью печи и протянул свои руки над чугунной плитой. — А знаете, Василий Иванович, я люблю тепло от таких печей. Главное, чтобы дровами топилась. Может, я и не прав, но тепло от водяного отопления или электрических каминов какое — то неживое. Не знаю, как объяснить, но разница все же есть.

— Согласен, но только хлопотное это дело — топить дровами. А в такую погоду топи, не топи, а все равно холодно. Ветер все выдувает. Да и старуха меня постоянно пилит: все люди как люди, давно газ провели… Одни мы и остались во всем квартале. — Словно спохватившись, хозяин добавил: — А мы сейчас чайку горячего! С вареньем. Очень приятно в такую собачью погоду, — и занялся новыми хлопотами.

Свиридов спорить не стал, снял пальто и присел к старомодному круглому столу, покрытому белой скатертью с ручной вышивкой.

— Вот какое у меня к вам, Василий Иванович, дело, — начал Свиридов, поглядывая на хозяина, разливавшего кипяток по чашкам. — Вы ведь всю свою жизнь проработали в школе, с детьми, преподавали русский язык и литературу. Не так ли?

— Верно! Но откуда вы это знаете?

— Слухом земля полнится, — уклончиво ответил гость и продолжил: — Так вот, как вы относитесь к благотворительности?

Хозяин дома удивился неожиданному вопросу — меньше всего Свиридов был похож на просителя — и по инерции повторил: — Как я отношусь? Хорошо отношусь. Дело нужное, если хотите — богоугодное. Чем смогу, помогу… Но сами понимаете: и я, и моя жена — оба на пенсии. А какие пенсии у учителей, наверно, объяснять не надо.

— Вы меня не так поняли. Я хотел бы предложить вам возглавить благотворительный фонд, то есть быть его распорядителем. Как глава фонда вы будете распределять среди нуждающихся продукты, одежду, деньги, ну и так далее. В первую очередь детям из бедных семей и сиротам… Как вам такое предложение?

— Честно говоря, вы застали меня врасплох… Неожиданно это очень. Хотя… я — за. Да только откуда появятся эти самые продукты, деньги, вещи? Не с неба же упадут?

— Почти угадали. Все это будет сваливаться на вас не с неба, конечно, но почти. Вам нужно будет справедливо распределять эти «дары небесные» среди действительно нуждающихся, — Свиридов сделал паузу и озадачил хозяина новым неожиданным вопросом: — Вам никогда не приходилось бывать в комиссионных магазинах, торгующих конфискатами?

— Чем торгующими? — переспросил Макаров.

— Вещами, которые поступают на продажу по приговору суда. Другими словами, это конфискованные у преступников вещи.

— Это что же, вы предлагаете открыть комиссионку по продаже ворованных вещей? — хмуро спросил Макаров и отодвинул от себя чашку с недопитым чаем.

— Боже упаси, вы меня неправильно поняли! Речь идет о создании благотворительного фонда, а не о комиссионном магазине. Вот представьте, к вам приходит человек и говорит: «Я вор или даже бандит… Хочу перечислить в ваш фонд деньги, которые вы сможете потратить на сирот». Вы ему откажете в просьбе?

— Ну, не знаю. Скорее всего — нет. Почему я ему должен отказывать? Бог ему судья, не я. Если он хочет свои, пусть и неправедные, деньги отдать на богоугодное дело, то, думаю, не стоит ему отказывать. Не отказывает же Церковь в своем внимании и участии закоренелым преступникам, погрязшим в грехах и преступлениях? Не отказывает. И по большому счету, Церковь права: всегда есть надежда, что человек отвратится от неправедной жизни и раскается в своих грехах или злодеяниях.