Михаил Чулаки - У Пяти углов

Тут кстати хлопнула входная дверь и застучали быстрые, почти женские шаги по коридору.

— А я знаю! А я знаю! Не скроетесь: ваш ЗИС вас всегда выдаст! Здравствуйте, Вольт Платоныч!

По какой-то странной стыдливости Вольт только немногим друзьям открывает имя Стефы; для остальных тот остается безымянным ЗИСом.

— Здравствуйте-здравствуйте! Поздравляю, мне уже Антонина Антоновна похвасталась!

Антонина Антоновна тихо улыбалась, глядя на мужа. Все-таки понимает она, что это значит для ее Родиона Ивановича. Хоть и вздыхает о непостроенном кооперативе, но понимает.

А тот простодушно торжествовал:

— Как я вчера! Вы бы видели, Вольт Платоныч! Меня же знают мало. Я как набрал сходу четыре из четырех, пошел шепот: «Кандидат, переехал из Петрозаводска!» Им же не поверить, что свой новичок появился — в мои-то годы. А что скажут, когда в будущем году в настоящем финале появлюсь, не в блице?!. Клязь-мина из «Спартака» наколол четко. Такой молодой нахал, вы бы видели! Подловил его на челябинском варианте — сейчас его все играют вслед за Свешниковым, ну и он тоже: молодой да модный! — Вольт сумел-таки внушить Родиону Ивановичу презрение к моде. — Полез в челябинский вариант, а сам не знает, помните, той катастрофы с Дорфманом?

В своем увлечении Груздь почти всегда забывает, что Вольт — не тренер его, а психолог; что учит не дебютным вариантам, а приемам обращения с памятью, вниманием. Значит, приемы эти еще и важней дебютных вариантов.

— Я был уверен, Родион Иванович! С вашим характером!

Не был Вольт уверен — но с тем большей пылкостью нужно было теперь подтверждать неизменную уверенность в успехах Родиона Ивановича!

— Я очень чувствую, Вольт Платоныч! Очень чувствую, вы не думайте. Я бы вполовину не смог без вашей уверенности!

Так оно и есть, слова Груздя — всего лишь констатация факта, а все-таки приятно слышать! Даже Вольту приятно, хоть он-то знает действие этого механизма внушения, — каково же Родиону Ивановичу?! Да, внушение — это все!

— Жалко, вам нельзя за рулем, а то приняли бы по пятьдесят граммчиков за успехи!.. Да, сегодня же хоккей! Открытие чемпионата в Ленинграде!

С предвкушением удовольствия на круглом лице Груздь щелкнул выключателем.

Но с экрана явственно повеяло унынием: борьбы не было, а значит, и игры — СКА безнадежно и безвольно отдавался на милость ЦСКА.

У Вольта огорчительная особенность: он всегда болеет за слабую команду. От этого спортивные передачи для него — сплошные разочарования. Но случаются иногда и чудеса: более слабые одолевают — за счет воли, вдохновения, порыва! Тогда это удивительное зрелище, счастливые минуты!.. Но, конечно, болеть можно только за ту команду, которая, хоть и слабее, борется — упирается, как принято говорить среди спортсменов. СКА сейчас и не думал упираться.

— Да, вас там не хватает, — вздохнул Груздь, — вы бы им внушили веру и надежду!

Действительно, внушил бы.

СКА безропотно проглотил еще одну шайбу, и по этому случаю Вольт с Родионом Ивановичем узнали счет: 8:1, а еще только половина второго периода.

— Зрителей жалко, — сказал Вольт. — Им-то за что мучиться?

И в этот момент ему пришла в голову идея — как всегда сразу и целиком.

Он одинаково радовался всем своим идеям: и про аларм-систему, которая, быть может, совершит переворот не только в науке, но и в самом человеке; и про необходимость изменить систему оплаты ремонтников в таксопарках, — недавно прочитал статью в газете, как ремонтники вымогают деньги у шоферов, и сразу явилась идея: платить не за ремонт, а наоборот — за исправность машин, за процент выхода на линию! Тогда будет заинтересованность в результате, будут сами производить профилактику — короче, будет отношение как к собственным машинам! Радикальное решение. Вольт, конечно, написал в газету — и конечно, получил пустую отписку. Непонятно почему. Ведь надо прогрессировать, непрерывно прогрессировать — а многие почему-то не хотят.

И вот теперь тоже: радикальное решение!

— Все правильно, Родион Иванович! Потому что порочна сама нынешняя система очков. Наши знают, что ЦСКА их задавит, вот и не упираются: чего ломаться зря? Несправедливо: прокатались весь матч, нахватали десять шайб — получили ноль, или бились до конца, проиграли одну шайбу — такой же ноль. Хуже чем несправедливо — безнравственно! А нужно так: разыгрывать восемь очков в матче — по два в каждом периоде и два за общий результат. Понятно? Вот как сейчас: весь матч проигран, два периода проиграно, но все равно оставался бы стимул: в последнем периоде урвать очко или два. И ЦСКА не смог бы расслабиться до конца. Только так! Тогда будет интерес в любом матче!

Справедливость такой системы была очевидна. Но манило и другое ее преимущество: новизна! Вольт любит новое, потому что оно всегда интересно само по себе. Надо прогрессировать, непрерывно прогрессировать!

— Вы замечательно придумали, Вольт Платоныч! Только если бы вы им внушили, как мне, они бы и так уперлись против ЦСКА. И по нынешней системе.

Трогательная вера в Вольта, ничего не скажешь, но сейчас она уже и не льстила: сейчас хотелось одного — утвердить новую идею! Написать, отправить — только тогда можно будет успокоиться: он свое дело сделал. С ним всегда так: пока идея не высказана, пока остается в голове — то, что сказал Груздю, не в счет, — невозможно думать ни о чем другом.

Антонина Антоновна все это время что-то вязала, сидя спиной к телевизору — спорт ее не интересует. Тем удивительнее ее терпимость к шахматной страсти мужа.

— Что вы вяжете, Антонина Антоновна?

— Носки послать Валерику. Там холодно, если он в Тюмень.

— Да, вот надумал наш Валерка, — Родион Иванович виновато посмотрел на жену.

Очень не понравился Вольту этот взгляд: с них всегда все и начинается — с таких вот виноватых взглядов. А кончается отречением от себя.

— И очень хорошо! Основа в человеке — самостоятельность!

Вольт постарался вложить в эти слова всю свою силу внушения.

— Я тоже сам пробивался, — сказал Родион Иванович, но не очень уверенно.

Нужно было бы устроить ему хорошую встряску, чтобы и думать не смел ни о каких кооперативах для Валерика своего великовозрастного, но Вольт торопился домой — новая идея жгла изнутри! — и не мог сосредоточиться на чужих проблемах.

— Ну счастливо, Антонина Антоновна. А носки — это хорошая штука, Валерик спасибо скажет.

Антонина Антоновна улыбнулась на похвалу.

— Я ему и в армию связавши, а он пишет: нельзя, потому что положены портянки. Командиры там — старшина!

— Это надо мной был старшина, а у Валерки — прапорщик! — преувеличенно бодро сказал Родион Иванович.

— Ну а теперь демобилизуется — и никаких командиров над ним, одни начальники.