Ирина Лобановская - После третьего звонка

Он явно торопил события.

— Ну, вот… — со вздохом разочарования отозвалась Таня. — А я-то надеялась, что ты способен на более увлекательный вариант!

— Не увлекает? — живо заинтересовался Виктор. — Неужели вы, такая юная и прелестная, уже столь пресыщены, мадам, что вас не в состоянии увлечь на редкость обаятельный и талантливый отрок?

— В ход пошли комплименты! — заметила Таня. — Но непонятно кому.

— Чтобы понравиться вам, я способен на все: даже найти несуществующие достоинства в своей серой особе! — продолжал охваченный азартом игрока Виктор.

Его заносило на волне вдохновения.

— Повелевайте мной, миледи! Я готов на любой поступок, и моя жизнь теперь целиком в вашем распоряжении! Могу даже упасть к вашим ногам! — и Виктор сделал решительную попытку это изобразить.

Попытку Таня хладнокровно пресекла.

— Ты слишком увлекся. Паяцев я люблю только в оперном исполнении. Желательно в итальянском, — холодно объяснила она. — И вообще я ухожу.

Крашенинников молча отправился за ней. Они вышли из подъезда. Мелкий, точно просеянный через сито осенний дождик спугнул со скамейки кошку.

— Ну, а ты чего идешь? — скорбно обратился Виктор к дождю. — Тебе чего надо? Не видишь, мы гулять вышли? И ты нам, пожалуйста, не мешай.

Дождь не послушался.

— Не стыдно? — грустно спросил его Виктор и повернулся к неслышно идущей рядом, тихой Тане. — А свой телефончик ты мне дашь?

Дождю стыдно не было. Таня молчала, словно раздумывала, стоит или не стоит давать номер телефона.

— Твердыня! — пробормотал Виктор. — Бастилия! Но, если мне не изменяет память, и ее взяли, Танюша. Вот только не помню, приступом или осадой? Поотшибало память!

— Сбросили атомную бомбу! — сообщила Таня. — Одну — на Хиросиму, вторую — на Нагасаки, а третью — на Бастилию. Вот как обстояло дело, Витюша!

— И все янки проклятые? — легко продолжил обрадовавшийся Виктор. — Неужто до таких кошмариков додумались? Вот ведь до чего докатились!

— Они самые, Витюша! — подтвердила Таня. — Империалисты окаянные! И загнивающие! Во Вьетнаме сперва здорово потренировались.

— Какой бы мы отличной были парой, — неожиданно вполне серьезно, резко изменившимся тоном сказал Виктор и остановился. — Мы с тобой очень подходим друг другу, заметь!

— Что-то пока не замечаю, — прохладно отозвалась Таня, продолжая идти. — Из чего это следует? И слова переврал…

— Ты обидно равнодушна ко мне, Татьяна! — заявил Виктор, отправляясь за ней. — Уж как я ни стараюсь, как ни бьюсь, просто из кожи вон лезу, чтобы тебя пленить и очаровать, а многого не достиг! Все мои усилия пропадают втуне.

— На Земле ничего не пропадает совсем и не возникает из пустоты, — философски изрекла Таня. — А скажи мне, художник, что ты рисуешь?

— Пишешь, — мягко поправил ее Виктор и улыбнулся в темноте в сторону, чтобы Таня не увидела его улыбки. — Рисуют дети. О художниках принято говорить "пишут". Как о писателях. Даже не знаю, почему. А пишу я сейчас триптих о войне…

Соврал он спокойно, легко, сам не зная, для чего, просто так, по привычке непрерывно бойко болтать, сочинять и выдумывать.

— Будешь мне позировать?

— В качестве жертвы Освенцима? — бесстрастно справилась Таня и, словно доказывая справедливость своих слов, прикоснулась к нему худым, остро выступающим бедром.

Растерялся даже находчивый Крашенинников, хотя сразу же быстро, почти автоматически, прижался к бедру потеснее.

— Ну, Таня, — пробормотал он, — это уж слишком… Почему именно жертва?

— А тогда кто же? — продолжала Таня. — Я тоже очень пытливая. И мне ведь нужно знать, на что я иду, и хорошенько выяснить все обстоятельства, чтобы решить, соглашаться или нет. Очевидно, во мне тебе мерещится образ юной партизанки с одухотворенным лицом? Или какой-нибудь Анки-пулеметчицы? То бишь Таньки-летчицы?

— Таня, — вдруг снова останавливаясь, тихо сказал Виктор, — а мы с тобой действительно очень подходим друг другу. Ты подумай… Я говорю абсолютно серьезно.

Это и впрямь была редкая для него серьезность. Таня покосилась на своего кавалера. И пообещала подумать. На том они в первый их вечер расстались.

Виктор возвращался домой, без конца проверяя, цел ли в кармане драгоценный листок с номером ее телефона. Листок был на месте. Едва добравшись до квартиры, Виктор бросился звонить. Прокрутив диск, он мельком взглянул на часы — поздновато. Она, наверное, уже спит. Но Таня взяла трубку почти сразу. Правда, голос у нее был сонный.

— Это я, — сообщил Виктор и умолк.

Желтый фонарь за окном смотрел на Виктора странными Таниными глазами, одновременно насмешливыми и печальными. Она одна умела так смотреть.

— А я — это кто? — поинтересовалась Таня. — "Я" бывают разные!

— Винни-Пух! — представился Виктор. — Гулял-гулял тут без тебя под дождем, очень соскучился и решил позвонить. Прости, что поздно.

— Прощаю, — сказала Таня. — Но не очень понимаю, почему ты так быстро заскучал. Мы же простились час назад!

— Да я и сам не слишком понимаю, — честно признался Виктор. — Захотелось — и все! А потом я забыл спросить, где ты учишься и откуда знаешь Татку.

— Это серьезная причина для позднего звонка, — согласилась Таня. — Я уже оценила твою тягу к знаниям. Отвечаю по порядку: учусь во ВГИКе, а с Таткой мы в детстве жили рядом на даче. У ее родителей своя, а мои там несколько лет подряд снимали. Я удовлетворила ваше любопытство, сударь?

— Не совсем, — заявил Виктор. — Ты что, киноактрисой будешь?

— Не совсем, — в тон ему отозвалась Таня. — Учусь на сценарном, так что буду всего-навсего писать сценарии для кино. Что вас еще интересует в моей биографии? Отчество? Национальность? Вес?

— Ну, твой вес я и так прекрасно знаю, — неожиданно заявил Виктор и тут же выпалил точное число. — Не ошибся?

— Не-а, — изумленно протянула Таня. — Это потрясающе! Как ты догадался?

Будущий художник удовлетворенно хмыкнул.

— Я же говорил, что я талантливый, но ты не верила. Я еще и не то могу! А у Татки где дача, в Простоквашине?

— Нет, в Муми-доле. Места замечательные! И муми-троллики кругом! Хочешь набиться в гости? У них теплый дом, можно ездить весь год, только, по-моему, они на зиму закрывают.

— Ну, его легко открыть, — в раздумье произнес Виктор. — Меня, кажется, осенило… Да, это настоящая мысль! Но я расскажу тебе все завтра, Танюша. Спокойной ночи!

Виктор долго неподвижно сидел с телефонной трубкой в руках, слушая короткие гудки отбоя и вспоминая стремительно пролетевший вечер, начавшийся Таней и Таней окончившийся. "Чтобы день начинался и кончался тобой", — пожелал он телефонной трубке и опустил ее на рычаг.

Теперь предстояло осуществить внезапно родившийся замысел.