Игорь Гергенрёдер - Грация и Абсолют

– Ты мерзавец, но он не виноват, – перевела взгляд на почти полностью обнажившуюся головку всегдашнего труженика.

Шагнув ближе, она прикоснулась к нему подушечками пальцев, чуть-чуть пожала, двинула кожный покров, собирая его в гармошку и совсем оголив луковицу. Мужчина старался не двинуться, боясь вспугнуть её инициативу. Алик отступила к кровати, легла поперёк неё навзничь, подняла обутые в туфли выпрямленные ноги и широко развела их.

– Я хочу сразу, – промолвила с властно-чувственной ноткой.

Он подступил, взял пальцами фаллос, стал водить по гребешку и меж лепестков головкой, погружая её в бутон до половины, потом впёр черен по лобок и начал вваливать, положив пятерни Алику на груди, пощупывая их. Она поощрительно постанывала, выдавала бесподобно возбуждающим голоском:

– Хотчее! хотчее, мой хороший! – и держась руками за раскинутые ноги, в такт толчкам нажимала на них, доводя растяжку до предела.

Когда у них свершилось, он хотел пойти в ванную, но Алик сказала капризно:

– Куда же ты? Полежи со мной.

Он вытянулся на кровати блаженствуя, и Алик, чего раньше не делала, легла грудью ему на живот, чмокнула сосок, прижалась лицом к его груди. Он показал себя сейчас столь жадным и сильным, что она сделала вывод: в Сочи он не подержался за бабу.

Лонгин Антонович в безраздельном кайфе смаковал мысленно: как у неё блеснули глаза, когда она сказала: «Я хочу сразу» и какой потом в них горел огонь требования!.. Он чувствовал – надо поставить точку после их ссоры, – и, придав голосу горечь, проговорил:

– Ты оскорбилась, что тебя, как ты сказала, делили. Но я не мыслю без тебя жизни и хотел хоть таким образом – хоть насколько-то – сохранить тебя! Для меня это не менее оскорбительно.

Она подумала о его безграничном самолюбии, о гордости и не могла не признать его правоту. Он поглаживал её голую спину, упиваясь счастьем.

– Ло-о… – ласкающе прошептала Алик уменьшительное от его имени.

Вскоре он вновь ретиво наяривал и заслужил похвалу, от которой невыразимо млел, отвалившись навзничь:

– Ты меня заебал до пьяной дрёмы!

В несколько дней Лонгин Антонович отощал, хотя аппетит у него стал волчьим: Юрыч получал заказы на говяжью вырезку, на свиные отбивные. После работы профессор всецело отдавался баловству с Аликом. В выходные они начинали с утра: разумеется, позднего, ибо беспробудно засыпали лишь перед рассветом.

Солнце жаркого субботнего дня пронизывало оконные шторы. Отдохнувшая пара позавтракала в просторной столовой, сидя за антикварным столом под живописной люстрой. Алик в лиловой тунике, в жемчужном ожерелье с нефритом, при серьгах с сапфирами, допила кофе и посмотрела на стоящий на подоконнике кувшин с букетиком цветов.

– Пора сменить воду, – она встала, сняла тунику и нагишом, в босоножках на высоком каблуке, направилась к окну походкой, которую освоила по страстному желанию профессора: то одна ягодица – вверх и чуть в сторону, то вторая.

Взяв кувшин и будоража Лонгина Антоновича всё той же «перекосистой» походочкой, Алик покинула столовую, в кухне сменила воду в кувшине и, возвратясь, поставила его на стол. Капельки влаги усыпали пурпурно-красные цветки львиного зева. Профессор потянул носом воздух, стараясь уловить аромат.

– Богиня Хлорида сотворила цветок в честь победы Геракла над Немейским львом, – произнёс он нараспев.

– Я знаю древнегреческие мифы… – промолвила Алик, вперяя в глаза ему многозначительный, понимающий взгляд соучастницы.

Вынув один цветок из букета, направилась в комнату, в которой впервые оказалась прошлым летом, неловко наступив в лесу на сучок. На этой тахте она сидела, вытянув загорелую ногу, и платиновый блондин накладывал на неё компресс. Сейчас, за голой спинкой чувствуя Лонгина Антоновича, она слегка её прогнула и через правое плечико взглянула на него, облачённого в халат. Он подался ближе, прикоснулся ладонями к её ягодицам. Она отошла к магнитофону на тумбочке, включила: комнату наполнила мелодия из американского кинофильма «Генералы песчаных карьеров».

Профессор не жаловался на отсутствие слуха и пропел: « Вы вечно молитесьсвоим богам, и ваши боги всё прощают вам ». Алик подумала: «Это он о себе. Его боги гораздо сильнее тех, которые покровительствуют мне… хотя как сказать, если мне дано пленять его – при его положении и деньгах, не страдающего от недостатка выбора».

Она положила себе овладеть им так, чтобы он никогда ей не изменял, меж тем как она не лишала бы себя разнообразия грехотворных встреч. Ей казалось, что при этом условии она будет не только желать, но и искренне любить его.

Держа в левой руке цветок, Алик дразняще поигрывала попкой. Танцевальные па в очаровании музыки. Она переместилась к тахте, повернулась к Лонгину Антоновичу, который, освободившись от халата, ощупывал её, голую, ненасытными глазами.

Нагота и драгоценности: серьги с васильковыми сапфирами, жемчуг и нефрит ожерелья, перстень на безымянном пальце левой руки, запястье охвачено золотым браслетом часиков.

Она поднесла рдеющий цветок к лицу, сладко жмурясь, поводила им по губам, коснулась им одного соска, другого, львиный зев заскользил по её телу вниз, прильнул к пупку; рука опустилась ниже – пурпурно-красный цветок у паха. Она расставила ноги.

Профессор опустился на колени, с возгласом: – Я кайман! – пригнулся к ковру, устремился к Алику, ткнулся носом в её пухленькую, сжал зубами стебель цветка.

– Ло! Ло-о! – Алик захохотала страстным, подхлёстывающим хохотком, обеими руками взъерошила его волосы, стала трепать и пощипывать уши.

Он перекусил стебель, выдохнул:

– Львиный зев хочет Геракла? а-а?

Вскочив, подхватил её, уложил на тахту, на которую встал коленями. Алик свела и круто подняла ноги, опустила их ему на правое плечо, он приопустил зад и вдвинул торчащий фаллос в расселинку.

Они обстоятельно пили радость, получая по максимуму, его невозможно уже было превзойти неизведанностью ощущений, но Алик узнала, что можно: когда от ласк Ло из её мочеиспускательного отверстия брызнула влага, которая не была мочой…

Потом они лежали, отдыхая, Алик спросила:

– Ло, а в твою молодость что было модно танцевать?

– Свинг! Такой же быстрый танец, как современные. Только сейчас партнёры почти не касаются друг друга, а мы вовсю подхватывали и крутили девушек.

– Представляю, – сказала Алик не без ревности, – уж ты умел повеселиться...

Он ударился в воспоминания:

– Моду привезли датчане: рабочие электротехнической фирмы, они налаживали энергообеспечение в Пскове, в свободное время щеголяли, тоже по моде, в клетчатых пиджаках на размер больше, чем надо: будто с чужого плеча. От девушек отбоя не было. Во время войны людям особенно хочется развлечься, – погружаясь в прошлое, он усмехнулся и поведал, как генерал Власов развлекался с двумя немками. Лонгин Антонович отвёл себе в рассказе роль зрителя.