Томмазо Ландольфи - Жена Гоголя и другие истории

В один прекрасный день Эрнесто поочередно извлек из барабана следующие слова:

1) Выходить

2) Один

3) Я

4) Дорога

Тут наш поэт остановился, полагая, что четырех слов более чем достаточно для начальной строки стихотворения; надо было только найти нужное сочетание. Если числительное один оставить неизменным, то есть в мужском роде единственного числа, а глагол выходить (несов.) перевести из инфинитива, допустим, в настоящее время, то первые два слова соединились бы сами собой: Выхожу один , — с ними особых хлопот быть не должно. Вторая пара, при условии, что оставшиеся два слова не претерпят изменений, звучала бы как позывные: Я дорога , — правда, лишь в том случае, если считать слово дорога существительным, а не краткой формой прилагательного дорогая (их можно отличить, только поставив знак ударения на соответствующем слоге). Эрнесто интуитивно отдавал предпочтение существительному, но от версии с позывными поспешил отказаться, сердито буркнув что-то насчет скользкой дорожки, после чего вернулся к первой паре: ключ ко второй следовало искать в ней. Почему обязательно Выхожу ? Чем изъявительное наклонение лучше повелительного или сослагательного? А если даже и лучше, то не предпочесть ли настоящему времени прошедшее либо будущее: выходил , буду выходить ? Выходил один — разве плохо? Поэту всегда есть что вспомнить. Ну а дальше? Между местоимением я и существительным дорога напрашивался предлог с последующим изменением падежа существительного. Попробуем: Выходил один я в дорогу . Строчка обрела смысл, но какое отношение она имела к поэзии — одно явд чего стоит? Жуть! А если не в , а на ? Выходил один я на дорогу . Совсем другое дело! Это уже не проза. Но вот беда: у Эрнесто не было ни малейшего желания предаваться каким-то дорожным воспоминаниям. Не было — и не надо, а потому следовало вернуться к первоначальному варианту с настоящим временем: Выхожу один я на дорогу . Да, именно так! Довольный собой, Эрнесто приступил к извлечению из барабана очередной порции слов. Правда, в только что сочиненной строчке как будто промелькнуло что-то знакомое, но, охваченный творческим пылом, он не придал этому важности. Теперь барабан выдал такие слова:

1) Туман

2) Кремнистый

3) Путь

4) Блестеть

Стоп. Хотя деление на пары не оправдало себя в случае с первой строкой, Эрнесто попробовал разбить по тому же принципу и эту четверку слов. Получилось довольно симметрично: Туман кремнистый и Путь блестеть , но коли говорить о смысле — сплошной туман. Начинать, по-видимому, нужно было с конца, то бишь с глагола. История повторялась, да разве от этого легче? Блестит , блестел , будет блестеть (опять же если брать только изъявительное наклонение). Предположим, путь блестит , но как соединить его с туманом кремнистым , не говоря уже о том, что Эрнесто терпеть не мог инверсии? Да и есть ли в природе такое явление — кремнистый туман? Открыв словарь на соответствующей странице, он убедился, что других значений, кроме «усеянный камнями; каменистый» и «твердый, непреклонный», у прилагательного кремнистый нет. Эрнесто был близок к отчаянию, он успел полюбить свое стихотворение, и ему не хотелось портить его, продолжать через пень колоду. Он почесал в затылке: где наша не пропадала! А что, если вытащить еще четыре слова и уже из восьми слов составить сразу две строчки, вторую и третью, которые стали бы логическим и музыкальным продолжением безукоризненной первой? Ни в коем случае: возникла бы еще бо́льшая путаница, ведь связать восемь слов как минимум в два раза труднее, нежели четыре, так что увольте! Оставалось запастись терпением. Поразмыслив, Эрнесто примерил эпитет кремнистый к пути и неожиданно для себя получил в результате поэтичнейшую картину: кремнистый путь блестит ( блестел ; вариант будет блестеть наш сочинитель отверг как громоздкий и неблагозвучный). О, теперь все было просто — проще пареной репы! Туман надлежало оставить в именительном падеже и, возможно, даже сделать из него назывное предложение, тогда вторая строчка складывалась просто идеально: Туман. Кремнистый путь блестит ( блестел звучало хуже). Или через запятую: Туман, кремнистый путь блестит. Когда бы не ритмический сбой, не переход с хорея начальной строки на ямб, Эрнесто мог бы поздравить себя с успехом. А если туман считать не именительным падежом, а винительным? В таком разе перед существительным напрашивался предлог. Губы Эрнесто зашевелились:

Час от часу не легче: тот же самый ритмический сбой, вдобавок усугубленный косноязычием. Сочиняй Эрнесто не стихи, а прозу, он не стал бы держаться ни за именительный падеж, ни за винительный, написал бы себе В тумане кремнистый путь блестит — благо, не было бы нужды считать ударные и безударные слоги. Но у поэзии свои законы. Загибая пальцы, Эрнесто попробовал подобрать к туману другой предлог, исходя из того, что он должен быть односложным (этого требовал хорей). Ура! Ну конечно, сквозь ! Мог бы и раньше догадаться: Сквозь туман кремнистый путь блестит . Гениально! Вторая строчка тоже удалась на славу. Победоносно улыбаясь, охваченный еще большим творческим пылом, Эрнесто в третий раз крутанул ручку и вытащил из чудо-барабана:

1) Ночь

2) Тихий

3) Пустыня

4) Внимать

На одно прилагательное претендовали сразу два существительных: ночь и пустыня . Эрнесто отдал было его пустыне , но тут же у нее и отобрал, полагая, что в наметившемся контексте стихотворения уже само слово пустыня подразумевало тишину. В то же время, являясь убежденным противником инверсий, он не мог позволить себе написать ночь тихая , а потому у него не было другого выхода, кроме как заменить полную форму прилагательного краткой. Задача сводилась к простейшей операции, доступной пятикласснику. Эрнесто замер, замер потрясенный, ощущая радостное удивление, восторг, трепет сродни вдохновению. Очередные четыре слова почти без его помощи, даже как бы наперекор ему, складывались в текст не только осмысленный, не только логически связанный с первыми двумя строками, но, что важнее, на диво напевный, музыкальный: Ночь тиха. Пустыня внемлет (не внимает же!)... Кому? Разумеется, тому, кто рифмуется с дорогу . Эрнесто был наверху блаженства. Дописав недостающее слово, он перечитал: