Томмазо Ландольфи - Жена Гоголя и другие истории

Д р у г. Не совсем понятно.

Н и к т о. Это же очевидно: хотел полностью завладеть ею, во всем подчинить себе, поставить на колени, как рабыню... А с другой стороны, поднял до своего уровня, дал ей имя, положение в обществе...

Д р у г. Пустой, тщеславный, спесивый, деспотичный тип, одним словом — подлец.

Н и к т о. Вот именно. Она все это угадала шестым чувством, и я расплачиваюсь.

Д р у г. Ах, все-таки расплачиваешься! Интересно, какой же монетой?

Н и к т о. Не надо, я прекрасно знаю, что ты спрашиваешь из простого, а может быть, и злобного любопытства.

Д р у г. Никакой злобы. За тебя беспокоюсь.

Н и к т о. Фигляр — вот ты кто! Ну да ладно. Я расплачиваюсь за свое неразумие самой звонкой и горькой монетой и самым непосредственным образом.

Д р у г. Как это? Рога, что ли, тебе наставила?

Н и к т о. Нет! В определенном смысле рога — еще куда ни шло.

Д р у г. Ого! Что же это такое?

Н и к т о. Малышка держит меня в страхе.

Д р у г. То есть... Да ну, ты придумал. Объясни наконец.

Н и к т о. Скажешь тоже — придумал. Самоуверенный сапог! Еще раз тебе говорят: она воздействует на меня страхом, физическим страхом. Из тоненькой былиночки, какой была, сделалась кряжистой, сильной, и кулаки как две кувалды.

Д р у г. Слушай, что ты несешь? Неужели я поверю...

Н и к т о. Да, совершенно верно: моя малышка меня бьет.

Д р у г. Как — бьет? В полном смысле слова, без всякого переносного смысла?

Н и к т о. Именно так: словно ребенка.

Д р у г. Это что же делается!.. А ты?

Н и к т о. Боюсь ее и повинуюсь. Физический страх, я же тебе говорю.

Д р у г. Ой! Батюшки!

Н и к т о. А после этих понятных возгласов удивления услышу ли я какой-нибудь совет?

Д р у г. От всего сердца советую тебе привязать камень на шею и утопиться в районе Филиппинских островов — там хорошая глубина. Зачем только понадобилось впутывать меня в эту срамоту... Ты опозорил наш мужской род, все человечество и...

Н и к т о. ...и нашу бессмертную душу. Правильно! Но если что-то существует, то оно существует, и незачем делать вид, будто этого нет.

Д р у г. Хорошенькое оправдание! Напротив: любой предмет таков, каким мы его считаем. Настоящие люди — те, кто оценивают и выбирают, а не кто рабски на все соглашаются. Что бы ты там ни говорил, нет на свете ничего непоправимо грубого и непреодолимо наглого.

Н и к т о. Хорошенькое оправдание! Только не трогай философию с моралью. Говоришь ты красиво и благородно, а мой страх и побои остаются при мне.

Д р у г. Ну, все! Прощай, червь!

Н и к т о. Прощай, мотылек или ангел!

Д р у г уходит.

С самого начала было ясно, что помощи от него не дождешься — во-первых, потому что он друг, а во-вторых, его еще не прибрали к рукам. Да ну, к черту!.. А вдруг он подумал... Нет! ( Бросается к двери и кричит в лестничную клетку. ) Погоди, постой! Вернись! Поднимись на минутку!

Д р у г. В чем дело?

Н и к т о. Дело в том, видишь ли... Вопреки всему... Я ведь еще хотел рассказать, чтобы ты... чтобы ты...

Д р у г. Что «вопреки», что «рассказать», убогий?

Н и к т о. Позавчера вечером...

Д р у г. Даю тебе минуту времени.

Н и к т о. Позавчера вечером, вдруг, ни с того ни с сего...

Д р у г. Полминуты прошло.

Н и к т о. Она сказала мне с печальным взором, но вполне убежденно...

Д р у г. Кто сказал?

Н и к т о. Она.

Д р у г. И что она тебе сказала?

Н и к т о. С печальным и ласковым взором, как в тот далекий день, когда призналась, что желает мне не столь трагичной жизни...

Д р у г. Что сказала?

Н и к т о. «Беда в том, что я не смогу жить без тебя».

Д р у г. Короче, ты все еще влюблен или снова влюблен. Тем хуже для тебя! Тем хуже. Прощай!

Н и к т о. Прощай!

Р е ж и с с е р. Так. Впечатление составили, отдельные моменты прояснили... сугубо второстепенные. Однако, славный мой господин Никто... Мы только и делаем, что готовимся. Пускай даже приготовления, как вы тут заметили, есть основное и главное или то единственное, что в результате нам дано. Но ведь этак можно до бесконечности... Не пора ли начать кончать?

Н и к т о. Я уже высказывался по поводу этого нелепого предложения, которое теперь выглядит неприкрытым, беспардонным требованием.

Р е ж и с с е р. Да, да, но...

Н и к т о. Что — но?

Г о л о с и з з р и т е л ь н о г о з а л а. Позвольте, господин Никто и все остальные, позвольте мне сказать!

Н и к т о и Р е ж и с с е р. Что еще такое? Кто там?

Г о л о с. Некто.

Н и к т о. Откуда взялся этот некто?

Г о л о с. Из публики.

Н и к т о. Ох, ох, из публики. Из какой еще публики? Я категорически возражаю!

Г о л о с. А я действительно из публики.

Н и к т о. Но публики-то не существует, это чистый вымысел.

Г о л о с. Вам так кажется. А она вот, здесь.

Н и к т о. Значит, я — Никто, а вы, значит — Зритель?

Г о л о с. Да, если вас от этого не тошнит.

Н и к т о. Действительно Зритель, раз так вульгарно выражается.

Г о л о с. А вы все — что: большие интеллигенты?

Н и к т о. Хорошо, выйдите и поднимитесь сюда. Веселее будет.

Г о с п о д и н З р и т е л ь ( поднимаясь на сцену ). Видите ли, уважаемые, вы разыгрываете действие или недействие как бы при пустом театре... изображаете то, что могли бы дать нам, зрителям, прикидываете, пробуете различные возможные решения и тому подобное... Я правильно понял?

Н и к т о и Р е ж и с с е р. Хм.

З р и т е л ь. Пытаетесь из ничего извлечь фантастическое, поэтическое, ищете конкретное в рамках фантастического и поэтического, то есть нечто поддающееся определению?

Т е ж е. Хм.

З р и т е л ь. Да, но конкретное и поддающееся определению, хотя бы частично и приблизительно, у вас перед глазами. Только вы не желаете видеть.

Н и к т о. Как это?

З р и т е л ь. А так... Я уже сказал: вы разыгрываете действие, точнее, ведете разговоры как бы при пустом театре. В действительности же здесь, в эту минуту, на этом самом спектакле, куда вы нас позвали, толкнув, между прочим, на основательные финансовые издержки, в действительности есть публика, мы присутствуем.

Н и к т о. Да? Очень может быть, когда все возможно. Но что из этого? Скоренько изложите квинтэссенцию вашего выступления или сформулируйте свою просьбу.

З р и т е л ь. Думается уже пора, и вполне имело бы смысл, подведя черту под экспериментами и домыслами, определиться наконец с конструкцией целого.

Н и к т о. Ах, вот до чего дошло: уже самозваная публика указывает нам на наши обязанности.

З р и т е л ь. Все эти лабораторные искания трогают нас очень относительно, а по правде говоря, вообще не трогают.

Р е ж и с с е р ( к господину Никто ). Что я вам говорил?

Н и к т о. Так вы хотите самой настоящей морали?

З р и т е л ь. Признаться, да. Иначе мы будем думать, что зря потратили деньги.

Н и к т о. Вот тебе раз! С каких это пор публика требует... Или так: когда это публика считала, что потратила деньги не напрасно?