Оливия Агостини - Ржавчина в крови

Июнь наступил, принеся горячий ветер и заставив ртутный столбик термометра подскочить так высоко, что у всех просто слёзы навернулись на глаза от отчаяния. Приближалось испытание огнём, во всём смыслах [62] Игра слов: fuoco означает и огонь, и фокус в фото- и кинокамере. .

И будто этого недостаточно, вечером накануне начала съёмок Федерико позвонил мне и сообщил, что какие-то неожиданные обстоятельства задерживают его в Монтемерано, он догонит нас в Сан-Джиминьяно, и не нужно беспокоиться, главное, он нашёл балкон.

Когда вечером за ужином я сообщил об этом Леде, она лишь пожала плечами: у неё так пересохло в горле, что она не могла даже посетовать, только взяла стакан и отпила воды.

Наутро я встретил первый съёмочный день со стоическим смирением, надев светлую рубашку в голубую полоску и с короткими рукавами, чтобы не умереть от жары. Немного стучало в висках, я плохо и мало спал, снились какие-то неприятности, путаница. Но я привык, что поначалу это неизбежно, и знал, что как режиссёру мне следует сделать только одно — запустить механизм в действие и в нужный момент смазывать его, чтобы больше не останавливался.

На съёмочной площадке оказалось, что руководить придётся весьма возбуждённой, нервной труппой, тоже проведшей накануне бессонную ночь, и управлять толпой статисток, которые не могли присесть и изнемогали от тяжести парчовых костюмов и сложных причёсок, множества ожерелий и браслетов.

Всюду, куда бы я ни посмотрел, видел поднятые руки: всем хотелось донести до меня свои просьбы, вздохи, горестные восклицания. У Леды вздулась щека от укуса какого-то насекомого, с которым она боролась до рассвета, а теперь только и делала, что расчёсывала зудящее место, пока наконец не разодрала до крови.

— Когда я убила его, прихлопнув на подушке, он даже наволочку испачкал! Можешь себе представить?! — призналась она мне, вновь переживая отвращение, как будто это главное, что занимало её сейчас.

— Вели сменить наволочку, — посоветовал я, прежде чем, похлопав в ладоши, подозвал стоявшего у колонны Алена Вебстера, который безнадёжно пытался удержать на голове огромную бордовую шляпу. Она почему-то всё время обвисала и падала на бок.

Леда прижала к щеке платок, вздохнула и обнаружила, что есть ещё кое-какие дела: нужно снимать фильм. И умчалась к девушкам, чтобы ещё раз объяснить им, что они должны двигаться вот так-то и так-то, и никак иначе.

Когда я рассказал Френсису и Лавинии, какими хотел бы видеть их в этой сцене, то сразу понял, что реакция на команду «Мотор!» у них совершенно различная. Френсис, похоже, прекрасно владел собой; он выслушал мои просьбы с самоуверенным видом и дал понять, что всё равно будет поступать по-своему.

Лавиния, напротив, выглядела подавленной и недвижной, словно статуэтка. Позволила кузену Алену взять её за руку, даже не заметив этого, взмахнула ресницами и уставилась на меня. Казалось, она внезапно уменьшилась, как если бы робость вынудила её искать спасения в красном платье Джульетты, чтобы показать кинокамерам лишь самую малость своего тела.

Бартоломью Стрит, наш Бенволио, и Алек болтали в стороне, то и дело хохоча, и обсуждали прелести каждой из девушек, пришедших в дом Капулетти.

Китти Родфорд, синьора Капулетти, и её кинематографический супруг, баронет Найл Дарлингтон, пытались приободрить свою «дочь», но Лавиния слушала их рассеянно, её больше занимало, как надеть на шею цепочку с крестом, которую дала ей Реджина, костюмер.

— Ты должна носить его всё время! — посоветовала Реджина. —All the time [63] Всё время (англ.). .

Френсис играл с маской кота, которую наденет перед выходом на съёмочную площадку, и последний раз повторял свои реплики. Я же вновь и вновь объяснял Алену свой взгляд на отношения Тибальта и тётушки, в которых должен сквозить некоторый намёк на инцест.

— You see? [64] Видишь? (англ.). — сказал я, приобнимая его за плечо, как вскоре сделает синьора Капулетти. Он должен отреагировать на это по-мужски, как если бы к нему обратилась женщина, к которой он неравнодушен, а не просто родственница, к тому же старше него.

Ален кивнул, устав от моей настойчивости, ведь мы уже говорили об этом, он всё понял.

Наконец, организовав перемещение статистов, определив, куда двинутся одни, куда другие и в каком месте зала они встретятся, разойдутся, а потом вновь сойдутся, двигаясь одинакового цвета кругами, мы начали снимать первую сцену.

Леда, однако, сразу же покачала головой, пришлось свистнуть и, подняв руки, всё остановить. Не получилось, нужно переснять, так что пусть каждый вернётся туда, где находился минуту назад.

К концу дня хлопушка распахивала свою чёрную пасть по меньшей мере десять раз, и мы сняли почти весь бал, отложив встречу Ромео и Джульетты на следующий день, чтобы не испортить главную сцену всей трагедии.

Просмотрев отснятый материал и определив, что вырезать и что оставить, я мог быть вполне доволен. В целом для начала всё получилось не так плохо, как я ожидал. Фундамент заложен, теперь следовало только строить, строить и строить.

Вернувшись в гостиницу, я попрощался у стойки регистрации с Ледой, догадываясь, что она попросит поменять наволочку, и решил подняться в номер пешком. Мраморные ступени оставались холодными, несмотря на жару, и я на минуту почувствовал, что возвращаюсь к жизни. Скользя рукой по перилам, взглянул наверх, и тут до меня донеслись чьи-то голоса. Я замедлил шаги, остановился, не доходя до площадки четвёртого этажа, и услышал:

— You’re worried, Lavinia [65] Ты тревожишься, Лавиния (англ.). .

Я сразу понял, что говорят Френсис и Лавиния: должно быть, они только что вышли из лифта и остановились в коридоре, не зная, разойтись или подвести итог дня. Я убрал руку с перил и стоял не шелохнувшись: мне было интересно узнать их впечатления.

— I know what is bothering you. It’s the tomorrow’s kiss scene [66] Знаю, что тебя тревожит. Вот это — сцена с поцелуем, что завтра снимаем (англ.). .

Лавиния согласилась, в этом-то как раз вся проблема, её беспокоит, что они должны целоваться перед кинокамерой. Ну да, потому что она не знает, как это получится. А если ей не понравится? Если она наморщит нос, все засмеются, и он, Френни, окажется в неловком положении. Он не должен смеяться сейчас, но она… она ещё никогда никого не целовала и не знает, как это делается!

Я невольно заулыбался, запрокинув голову, и ощутил в душе необыкновенную лёгкость, как будто снова вернулась молодость и впереди ещё столько неизведанного, непережитого… и воображение рисует самые удивительные вещи.

Некоторое время в коридоре стояла тишина, а потом шёпотом заговорил Френсис, он предложил Лавинии помочь. Ей ничего не нужно делать, нужно просто стоять неподвижно, как святые, они же не двигаются, он всё сделает сам. Ему достаточно шагнуть к ней, наклониться и прижать свои губы к её губам, чтобы превратить завтрашний поцелуй в чистое воспоминание о сегодняшнем и освободить её от тягостного неведения.