Алексей Зверев - Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник.

Но все равно спала она плохо. Снова являлись призраки и тянули за собой разные мысли. Почему у нее все получается так плохо? Отец всегда больше любил ее братьев. И это до сих пор угнетало ее. У них с мужем было трое детей, и при этом он постоянно упрекал ее в холодности. А какое утешение доставляли ей дети? Если бы она осталась в Иране, Бабак наверняка предложил бы ей переехать в другой дом, она предчувствовала это; невестка относилась к ней неуважительно, отмахивалась от ее советов. Бабак отворачивался, когда она открыто выражала ему свое недовольство. С Хасаном еще хуже — он рос таким упрямым, таким независимым, она была готова на все, лишь бы он остался в Иране, но он сказал «нет», решил расстаться с ней. Наотрез отказался взять в жены свою кузину Шору, хотя его предупреждали, как он будет одинок. Он так стремился порвать с ними со всеми и отправиться в эту бессердечную страну, чтобы связать свою жизнь с нечистой. Когда он уезжал из дому, надо было держать себя в руках и слезы приберечь для более достойного случая. Не надо было ей приезжать сюда, не надо было ждать от него внимания. Когда сон наконец сморил ее, казалось, что горящие сухие глаза так и остались открытыми.

Утром у нее разболелся зуб. Она с трудом передвигалась от боли. И хотя была еще только пятница (первый визит к дантисту был назначен на понедельник), зубной врач согласился принять ее в тот же день после обеда. Он удалил больной зуб. Элизабет уверяла, что все будет безболезненно, но ей было больно. Элизабет отнеслась ко всему этому как к досадному пустяку, небольшому нарушению заведенного распорядка — пришлось пригласить на время визита к врачу женщину присмотреть за девочкой. Она даже не позвонила на работу Хасану, чтобы тот приехал. «Чем он может помочь вам?» — спросила она.

И когда Хасан вернулся вечером, он застыл на месте при виде матери: с ее нижней губы, как уродливый длинный зуб, свисал окровавленный ватный тампон.

— Что с тобой случилось? — спросил он.

Как назло, Хилари проплакала весь день. Она громко кричала и сейчас. Миссис Ардави поморщилась и прижала руки к ушам.

— Ты можешь успокоить ребенка? — обратился Хасан к жене. — По-моему, надо немедленно уложить маму в постель. — Он проводил ее в комнату. Когда они поднимались по лестнице, она оперлась о его плечо.

— Это сердце, — сказала она, — ты же знаешь, как я боюсь зубных врачей.

Он снял покрывало и помог ей лечь в постель. Она благодарно закрыла глаза и приложила руку ко лбу. Нельзя даже выпить чашку горячего чая. Первые двенадцать часов ей разрешалась только холодная пища. Хасан налил стакан воды со льдом. «Какой он внимательный, — подумала мать. — Похоже, мой вид напугал не только Хилари, но и его». В этот вечер Хасан несколько раз заходил проведать ее. И ночью она слышала, как он дважды поднимался по лестнице и подходил к двери ее комнаты. Она застонала.

— Ты не спишь? — спросил он.

— Нет, конечно.

— Может, тебе принести что-нибудь?

— Спасибо, сынок. Мне ничего не надо.

Утром она спустилась вниз медленными, нерешительными шагами, крепко держась за перила.

— Ужасная была ночь, — сказала она. — В четыре часа утра у меня начала дергаться десна. Разве это нормально? Боюсь, что ваши болеутоляющие таблетки плохо действуют на работу желудка. Может, надо выпить сливового сока, чтобы наладить действие кишечника?

— Я принесу тебе сок, — сказал Хасан. — Успокойся, садись за стол. Ты приняла магнезию? — спросил он.

— Конечно, но боюсь, этого недостаточно.

Элизабет, не глядя на мужа, протянула ему тарелку с грудинкой.

После завтрака, когда Хасан с матерью допивали чай, Элизабет затеяла уборку в кухне. Она с грохотом переставляла кастрюли. Разложила ложки, ножи, вилки, потом принялась за кухонную утварь — отбрасывала в сторону искривленные ножи, почерневшие лопатки, грязные хваталки.

— Может, я помогу? — спросила миссис Ардави.

Невестка отрицательно покачала головой. Казалось, она намеревалась избавиться от всего, что ее окружало. Элизабет забралась на кухонный столик, чтобы освободить верхние полки, и стала снимать с них коробки с крекером, банки с крупой, полупустые бутылочки со специями. На верхней полке ей под руки попалась яркая жестяная коробка из-под конфет с персидскими буквами. Эта коробка, привезенная в подарок, так и осталась на полке со дня приезда миссис Ардави.

— Слава аллаху! — сказала миссис Ардави. — Какой сюрприз! Хилари так обрадуется!

Элизабет с трудом открыла металлическую крышку. Рой насекомых серо-коричневого цвета с крыльями в форме буквы V вырвался из коробки. Они пролетели перед самым лицом Элизабет, одни запутались в ее волосах, другие взметнулись вверх и залепили темной пеленой лампу. Элизабет швырнула коробку на пол и слезла со столика.

— Ой! — воскликнула миссис Ардави. — У нас дома точно такие же!

Хасан поставил чашку на стол. Очищенные орешки, сушеная смородина рассыпались по полу; новый рой насекомых взметнулся к потолку. Элизабет опустилась на ближайший стул и закрыла лицо руками.

— Элизабет, — обратился к жене Хасан, но она не подняла головы. Потом встала и пошла наверх, дверь ее спальни захлопнулась с негромким, но решительным стуком, который они услышали в кухне, потому что напряженно прислушивались.

— Извини, — сказал Хасан матери.

Она молча кивнула, не отводя глаз от своей чашки.

Хасан поднялся наверх, а миссис Ардави пошла искать Хилари; она посадила девочку себе на колени и стала тихонько напевать ей какую-то песенку, напряженно вслушиваясь в царящую тишину наверху. Но Хилари спрыгнула с ее колен и побежала играть со своей красной машиной. Вскоре Хасан спустился вниз. Он ни словом не обмолвился об Элизабет.

На следующий день, когда миссис Ардави стало немного лучше, у них с сыном состоялся небольшой разговор в ее комнате. Они были очень вежливы друг с другом. Хасан спросил у матери, сколько времени они еще будут иметь удовольствие видеть ее у себя в гостях. Она ответила, что еще не думала об этом. Тогда он заметил, что в Америке принято гостить в доме не больше трех месяцев. После чего гость должен переехать в отдельную квартиру поблизости. Он сказал, что будет рад предоставить ей такую возможность в ближайшие дни, как только подберет что-нибудь подходящее.

— Квартиру? — удивленно переспросила она. За всю свою жизнь она еще никогда не жила одна. После небольшой паузы она добавила, что не хочет вводить сына в лишние расходы, особенно теперь, когда собирается уезжать. — Я так соскучилась по своим сестрам, — сказала она.

— Ну что же, решать тебе.

И в тот же вечер за ужином Хасан объявил о том, что мать очень соскучилась по своим сестрам и собирается уезжать домой. Элизабет опустила стакан.