Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 1, 2003

Более серьезный упрек в критике был сделан О. Николаевой за сбивчивое употребление понятия «православная культура». И это в самом деле так. Православная культура понимается то как идеал, то как прерванная традиция, то как церковная культура, то как одно из направлений современного художественного творчества. Автор книги фактически только ставит вопрос о возможностях развития православной культуры в наши дни. Тем не менее сама книга — достойный вклад в развитие этой культуры.

«Трезвое понимание эпохи, в которую мы живем, — пишет О. Николаева, — может предостеречь от некоторых тонких и завуалированных соблазнов, которыми переполнена современная жизнь, и хотя бы отчасти отразить ее агрессивные посягательства на душу каждого человека». Книга «Православие и свобода» благодаря остраненному взгляду автора на стереотипы современного сознания освобождает читателя от гипноза навязываемых ему представлений. Свобода личности, о которой так мечтает человек, открывается в единении с Личным и Живым Богом, призвавшим человека к особому пути свободы — к творчеству жизни.

Саратов.

Корней Чуковский. Стихотворения. Вступительная статья, составление, подготовка текста и примечания М. С. Петровского (при участии О. Л. Канунниковой и Е. Б. Ефимова). СПб., Гуманитарное агентство «Академический проект», 2002, 500 стр. («Новая Библиотека поэта»).

Минувшей осенью неподалеку от северной столицы, под Вырицей, на даче Александра Кушнера я записывал на аудиопленку размышления поэта о Корнее Чуковском. А. С. прочитал и своих «Современников» — остроумный центон из двух поэм — «Двенадцати» Александра Блока и знаменитого уже в 1917 году «Крокодила» (см. «Арион», 2002, № 1, а также новую книгу поэта «Кустарник», СПб., 2002). Говоря о Чуковском, он сказал, что для него, Кушнера, Корней Иванович прежде всего — поэт и что когда он смотрит на фотографии, где Чуковский сидит рядом с Блоком (или Пастернаком), то понимает, что здесь запечатлены именно два поэта. Впрочем, на «чуковские» темы Кушнер писал и специальные эссе: о стихотворной интонации Чуковского, о его звукописи, особой поэтике, о пропитанности его поэзии стихами XIX века, о перекличках с поэзией начала XX века.

И вот в книжной серии, редактируемой Кушнером, в «Новой Библиотеке поэта», вышел том, вступительная статья к которому так и называется: «Поэт Корней Чуковский». Здесь собраны почти все его произведения для детей (в том числе полузабытая стихотворная «военная» сказка «Одолеем Бармалея» с тщательными текстологическими и историческими комментариями Е. Б. Ефимова), ранний роман в стихах «Нынешний Евгений Онегин» (1904), сатирические стихи и переводы 1905–1907 годов, «взрослые» лирические стихи, экспромты и шутки [59] За пределами книги остались некоторые попытки стихотворной рекламы, отдельные экспромты и юношеские стихи Чуковского, публиковавшиеся в «Ниве» и газетах 1900-х, — и мне этого немного жаль. Как, скажем, стихотворения «Декабрь»: «…Приходи и свечку погаси. / Со двора морозу принеси. <���…> Приходи. / Со ставней исступленной / За окошком борется зима, / И мороз рукою утомленной / На стекле выводит терема» («Нива». Ежемесячные популярно-научные приложения, 1907, № 12). Или — очевидно, первого «детского» стихотворения «Ветер», опубликованного в том же году детским журналом «Тропинка» и посвященного маленькому сыну Коле: «…Погоняйся за тучами / Над лесами дремучими, / В колокольню взойди звонарем, / Зареви за овинами / Голосами звериными / И веселым вернись ветерком» (см. «Русская поэзия детям», СПб., 1997, стр. 20). Наверное, в книгу можно было бы дать и второй «роман в стихах» — «Сегодняшний Евгений Онегин» (1907), являющийся пародийно-политической «тенью» первого… А как хотелось бы видеть в приложении малоизвестную аналитическую статью поэта Яна Сатуновского «Корнеева строфа», о которой только упоминается в примечаниях! Ведь исследований собственно поэтики Чуковского — кот наплакал. Но это — не к недостаткам. Недостатков у этой книги для меня нет. А из «шероховатостей» этого тома (не мной обнаружено) отмечу включение в него стихотворения А. М. Жемчужникова (1821–1908) «То ждал, то опасался…», которое впервые было опубликовано и тогда, увы, не откомментировано в тексте Дневника (1930–1969) Чуковского (изд. 1994; 1997), где оно выглядело совсем как авторское. .

Конечно, эту книгу надо читать с двумя закладками. В случае с Чуковским, который под цензурным гнетом 20 — 30-х годов переделывал свои сказочные поэмы, это особенно важно. Работая в домашнем архиве писателя, изучая ранние издания, М. Петровский учел все редакции и варианты. И даже позднейшие мифы, как в случае с «Тараканищем», который к Сталину, естественно, никакого отношения не имел, ибо сказка писалась «на полях» статьи о Некрасове в 1921 году, когда имя тирана Чуковскому вряд ли было известно. Через семьдесят лет наследнице поэта Е. Ц. Чуковской даже пришлось выступить по этому поводу в печати: «„Таракан“ — такой же Сталин, как и любой другой диктатор в мире. <���…> Очевидно, будущее бросает тень на настоящее. И искусство умеет проявить эту тень раньше, чем появится тот, кто ее отбрасывает» («Независимая газета», 1991, 9 июля).

Однако, когда глядишь на публикуемые впервые — поздние и исключенные — варианты в рабочих тетрадях 20-х годов, «тень настоящего» по-своему дерет по коже:

Кстати, в экспромтах Чуковского нашелся такой пассаж: «Не бойся этого листка: / Я лишь К. Ч., а не Ч. К.» (стр. 198). А к знаменитой поговорке, давно включенной в словари современных цитат («В России надо жить долго»), навечно теперь приложится изящный стихотворный диагноз:

Мирон Петровский, безусловно, прав, говоря в комментариях, что расширение круга известных читателю произведений едва ли изменит поэтическую репутацию Чуковского. Добавлю, что и любые исследования о перекличках и взаимопроникновениях (равно как и собственные признания Чуковского о том, «из чего» и по каким законам созданы его сказочные поэмы) будут только научной аранжировкой к стихотворной тайне нашего первого народного поэта.

Подобного тома в библиотеке поэта у него еще не было. Им репутация закрепляется как-то особенно цепко, не правда ли?

Ю. Г. Оксман — К. И. Чуковский. Переписка. 1949–1969. Предисловие и комментарии А. Л. Гришунина. М., «Языки славянской культуры», 2001, 192 стр. («Studia philologica. Series minor»).

Для меня самым замечательным в этой переписке оказалось то, что я «не заметил» ее конструкции. Думал, читаю чужую личную беседу, тот самый, по слову Мандельштама, «ни на минуту не прекращающийся разговор», слежу за открытым диалогом двух мастеров, двух товарищей по счастью, — где все «вчистую», без скидок на возраст, чины и болезни (даже если об этих «категориях» и говорится немало). Люди рассказывают о своем единственном Деле, не возбуждая в себе никакого дополнительного уважения друг к другу. Они, что называется, на одной линии. Правда, не забывают порадоваться факту существования своих отношений, своему пониманию того, чего стоят их усилия на общем профессиональном поле [60] Автор полки наконец устыдился своего прохладного отношения к тяжеловесному «Мастерству Некрасова» Чуковского. Причем совсем не потому, что понял, чего ему стоила эта книга, написанная в «душное» время. Оксман-то и устыдил своими внимательными письмами об этой книге. . Этот эпистолярий мог бы печататься и в философской книжной серии, ибо за ним невидимо стоит то, что принято называть «смыслом жизни».