Андрей Волос - Предатель

Ведь война? — война! Ведь враги? — враги! Так что ж тогда рассусоливать, товарищи!..

В лагере сейчас человек сто пятьдесят… винтовочной пальбой не скоро справишься. Пулемет он там поставил?

А что мешает? Две вышки оснащены пулеметами, снять их недолго… да в комендатуре и без того найдутся.

Вот так, значит…

Он пытался вдуматься, вчувствоваться в мысли того, кто находился сейчас на другом полюсе Вселенной, — в мысли начальника сельхоза Карпия.

Туман чужого сознания должен был сперва сгуститься, предстать в виде чего-то осязаемого, имеющего форму и плотность, и тогда уж можно было начинать его рассеивать, выделяя то, что поддавалось пониманию.

В какой-то момент он ощутил темную тяжесть, почувствовал и упрямую, жестокую устремленность тугого сгустка силы. Он вспомнил слова легенды тамплиеров, вполне подходившие к мыслимому им чужому естеству: этот черный желвак и есть сколок хаоса, в котором некогда зарождались лярвы; неподъемная гущина и есть фрагмент того безумия, что вместил когда-то мглу, тьму, причинность и вообще все тяжелое и материальное, что только есть в бесчисленных мирах!..

— Завалили ямищу дровами, — устало сказал Ярослав, садясь на нары. — С горой. Только поджечь осталось…

— С ума он совсем сошел, что ли? — тоскливо протянул Богданов.

Вагнер крякнул.

— Приказ получил, должно быть…

— Какой приказ?

— Ну какой, — Вагнер пожал плечами. — Всю пятьдесят восьмую в расход.

— А блатарей?

— Блатарей-то за что?

— Мало они натворили? — озлился Богданов. — Мало, да?!

Шегаев шумно выдохнул и потер ладонями лоб.

— Бред! Не мог такой приказ прийти! Не могут они такой приказ сами отдать! На это какое-нибудь постановление должно быть! В Кремле!

— Да и не приезжал никто, — рассудил Ярослав. — Нас уже в барак загоняли, а никаких приезжих не было. Как приказ пришел?

— Может, по радио передали? — предположил Вагнер.

— Не передают такие приказы по радио, — сказал Шегаев. — Самодеятельность это карпиевская. Инициатива на местах…

Обычного барачного галдежа сегодня не было слышно, зэки молчали или придавленно перешептывались.

— Но надо же что-то делать!

Никто на слова Вагнера не ответил: понятно, что надо, да вот только делания этого — такого, чтоб привело к желаемым результатам, — никто предложить не мог.

— Говорить с ним нужно!

— Да как говорить-то, когда из барака не выпускают?

— Потребовать!

— Ага, потребовать… требовали такие. Пулю получишь, вот и все твои требования. И спроса нет. Война, понимаешь, особое положение, а он тут со своими требованиями!..

— Да уж…

— Слышь, Ярослав, — тихо сказал Шегаев, придвинувшись к нему. — А баню они там часом не затевают?

— Баню? — удивился тот. — Нет, третьего дня баня была…

Шегаев кивнул.

Ему и прежде не раз думалось в эту сторону: от нечего делать, чисто теоретически прикидывал, как браться за дело, если, скажем, организовывать массовый побег или восстание. Во-первых, ясно, что без помощи с воли такого дела вообще не поднять. Продовольствие нужно, фураж, обмундирование. Все это должно быть заготовлено. И не в день такое делается, не в месяц… время упущено… Да и как оно здесь могло быть не упущено?..

Вот в Чибью за такое можно было бы взяться! Или, скажем, на «Лесорейде», где всем заправляет Марк Рекунин — сам бывший зэк-бытовик. Человек суровый, жесткий, прежде лучший бригадир Воркутинских шахт, ухитрившийся попасть на должность начлага, не утратив тайного клокотания ярости, тщательно скрываемого возмущения тем, что происходило вокруг…

Начать именно с бани. Стрелкам полагалось мыться не в один сеанс, а по очереди. Но, благодаря обычной банной суматохе, они, бывало, набивались почти всем составом. Пять-шесть оказавшихся в этот день в банной обслуге решительных и готовых к схватке зэков могли обезоружить оставшихся на вахте… Что дальше? — неожиданно захватить ближайший поселок, парализовать местную администрацию. Затем идти на Котлас, на Воркуту, освобождать контингент встреченных на пути лагерей… Неожиданность и быстрота делают весомыми немногие шансы на удачу. Но, конечно, если эти шансы и могли быть, то только зимой, когда стоят реки и можно быстро двигаться по зимникам…

Сейчас, мысленно прокручивая эти соображения, Шегаев согласился с трезвой мыслью, что в любом случае восстание будет подавлено. Однако в свете того, что происходило в сельхозе «Песчанка», это переставало иметь значение. Ну и впрямь: какая, в конце концов, разница — подохнуть сегодня по своей воле или завтра — по чужой?..

— А что ты про баню-то?

— Нет, ничего, — Шегаев пожал плечами. — Так…

— Понятно… — Ярослав наклонился к уху: — Я вот что думаю. Может, того?

— Что — того?

— Кинуться всем вместе? Напролом!

— Тихо, тихо! — Шегаев толкнул Ярослава плечом и оглянулся. — Молчи!

Всем вместе! С кем вместе?.. Старики, инвалиды, доходяги!.. А за дверью — стволы и пули… здоровяки-стрелки, вохровцы-вояки… разве с ними сладить?

Он попробовал вообразить, какими словами Карпий разъяснял бойцам задачу, доказывал непременность и неотложность ее решения. Да немного слов понадобилось, наверно… Главное — кума убедить, начальника охраны. Но кум, сколько его Шегаев знал, устроен не сложнее Карпия. Два сапога пара. Для таких самые простые резоны — всегда самые верные. Конечно, если показать приказ Управления — так это еще убедительней бы оказалось. Но и без приказа убедительно. Точь-в-точь как Камбала рассуждает. Война? Война. Пятьдесят восьмая — враги? Враги. Понятно, почему пришла пора пятьдесят восьмую пострелять? — Что ж тут непонятного, товарищ начальник!..

И впрямь, что ли, как начнут выводить, скопом кинуться?

Шегаев наклонился к Ярославу.

— Давай так договоримся…

В эту секунду заныла входная дверь, открываясь, и стон ее ударил по нервам, как стон живого существа.

Барак замер.

Сделав несколько шагов, кум остановился.

— Ну что? — спросил он, осматриваясь. — Припухаете, соколики?

Голос у него был, вопреки обыкновению, какой-то тихий. Впрочем, он мог бы и шепотом говорить, его бы все равно в той тишине услышали.

А потом так гаркнул, что у самого щеки затряслись:

— Выходи на развод!

Но тут же поправился:

— Тьфу, мать твою, какой развод на ночь глядя! Просто, говорю, — теперь того, значит… в нормальном режиме!..

Скоро все знали, что к вечеру (это был третий день карантина) в сельхоз прибыл конный отряд из четырех сотрудников Управления. Карпия арестовали и заперли в бане. Перекусив, напившись чаю, кратко потолковав с кумом насчет загадочной ямы у ворот, с верхом наполненной еловой сушиной (чем кум наличие ямы объяснил, осталось неизвестно — может, на дровяные заготовки сослался, может еще на что), оперуполномоченные пустились в обратный путь. Понуро повесив голову, Карпий сидел на крупе лошади, обняв чекиста за плечи.