Павел Карпов - Юность Ашира

Аширу послышалось в этой песне что-то родное, незабываемое, нечто такое, что заставило его спуститься с крыши недостроенной литейной. Во двор входила колонна ребят, одинаково одетых, молодцеватых и подчеркнуто строгих. Впереди колонны, слегка припадая на левую ногу, но не сбиваясь с шага, шел мастер ремесленного училища Иван Сергеевич.

Он взмахивал руками в такт песне, и голос, его сливался со звонкими голосами ребят:

Когда колонна остановилась, Ашир подбежал к Ивану Сергеевичу. Они поздоровались и в первую минуту не смогли ничего сказать друг другу, лишь молча посмотрели туда, где прежде стояла литейная.

— Строим, — проговорил, наконец, Ашир. — Новый цех строим.

— А мы помогать пришли! — послышался рядом хрупкий, неокрепший голосок.

Ашир обернулся и увидел парнишку в лихо сдвинутой набок, большой, не по голове, фуражке. Лицо ремесленника ему показалось знакомым. Он скупо улыбнулся. А парнишка двумя пальцами приподнял козырек и показал рукой иа палатку директора.

— Иван Сергеевич, вас туда зовут!

Мастер взглянул на него, потом на Ашира и, обняв обоих ребят за плечи, приблизил их друг к другу.

— Вместе, Ашир, будем строить!

Ребята из ремесленного стали в кружок посредине заводского двора и запели еще дружнее, чем в строго:

Парнишка в большой фуражке стоял возле Ашира и вполголоса подпевал хору. На высоких нотах он по-детски вытягивал тонкую шею и почти закрывал глаза. Глядя на него, Ашир старался вспомнить, где же он его видел. И, наконец, вспомнил: ведь это тот самый паренек, которого он встретил когда-то на автобусной остановке возле училища! Только теперь на нем была не лохматая баранья шапка, а фуражка с начищенным до блеска значком.

повторил парнишка слова песни, перестроив их на свой лад. Ашир покосился на него и решил восстановить «ад ним свое превосходство.

— Поешь, а слов не знаешь, — сказал он укоризненно.

— Кто не знает?! — Казалось, парнишка от обиды готов был полезть в драку. — Я не знаю?!

Легонько отстранив его локтем, Ашир ответил:

— Не другари, а друзья. Вот как надо петь. Понятно?

— Сам ты не знаешь, а еще ремесленное окончил! — Паренек примирительно взял Ашира за руку, и лицо его осветила тихая, задумчивая улыбка. — Другари — это по-болгарски и есть друзья…

— По-болгарски? — переспросил Ашир. — Откуда ты знаешь?

— Знаю. Не веришь? — парнишка приложил руку к груди, стараясь показать, что он клянется всем, что ему дорого. — Мы от болгарских ребят два письма получили.

И сами им написали. Они нас так и называют — другари! А мы их — друзья!

Ашир не сводил глаз с паренька и про себя отметил, насколько преобразила его форма ремесленника. Он помолчал и спросил:

— Другари, говоришь? Хорошее слово. — Ашир прислушался к песне, звеневшей на заводском дворе, и, указав рукой в сторону гор, добавил: — Другари! По всему свету у нас есть друзья!

С помощью колхозников расчистку завалов удалось закончить раньше, чем думали. Уже возвели стены литейной и начали кладку плавильной печи. Строительные работы шли быстро, но вдруг оказалось, что многое еще не учтено, что в хлопотах и суете забыли о важном, не заглянули в завтрашний день.

Вместе с архитектором на завод приехал секретарь горкома. После доклада архитектора он обошел все цехи.

В кузнечном работа была в полном разгаре. Как и раньше, тяжело сотрясали землю механические молоты, у горнов гудели форсунки, языки пламени обдавали жаром потные лица Кузнецов.

Возле крайнего горна стояли начальник цеха Курлыкин и приезжий человек в каракулевой шапке и синей гимнастерке, подпоясанной узким, ремешком. Это был председатель крупного хлопководческого колхоза, судя по двум рядам орденских ленточек — человек заслуженный.

— Уже работаете? — осторожно начал он разговор, пощипывая аккуратно подстриженную бородку, черным ободком обрамлявшую его лицо.

— Не переставали, — ответил Курлыкин.

— А землетрясение?

— Ничего, наш цех выдержал!

— Очень хорошо. Значит, уже выполняете заказы? — Председатель колхоза сменил сочувственную интонацию на более требовательную.

— Выполняем. Заказ на железные столбы для уличных фонарей сегодня заканчиваем. — Курлыкин засмеялся. — Говори сразу, Берды-ага, зачем приехал?

— Приехал вместе с бригадой строителей, насчет заказа своего узнать хотел. Может, и не следует требовать с вас, а удобрители нужны…

— Требовать нужно! — громко проговорил секретарь горкома, подходя к ним вместе с директором и Чарыевым. — Народ на заводе крепкий, расторопный. Можно с него требовать, и нужно!

— Салам, секретарь! — приветствовал его хлопкороб.

— Добрый день, товарищ председатель!

— Значит, можно требовать? — ухватился хлопкороб за слова секретаря горкома и начал наседать уже не на Курлыкина, а на директора и парторга. — Без удобрителей я не вернусь в колхоз, как хотите!..

— Скажи прямо, Берды-ага, решил погостить у нас, — пошутил Чарыев.

Секретарь горкома наклонился к нему, о чем-то тихо спросил, потом обратился к директору:

— Что вы на это окажете, Николай Александрович?

— Не останемся в долгу перед колхозниками.

— А точнее?

Директор задумался, прислушался к шуму в кузнице, словно подсчитывая удары молота.

— Литейную мы еще не оборудовали, но у нас есть в запасе отлитые детали. Дней через пять отгрузим удобрители.

— За это спасибо! — Председатель колхоза был доволен. — Уберем хлопок, привезем ашхабадцам саженцев на целый сад.

Из кузницы секретарь горкома прошел в новый литейный цех и остановился возле плавильной печи. Ашир сначала не заметил вошедших. Он нагнулся над ящиком с раствором и ничего не слышал, кроме перестука молотков и визга пил. А когда снова выпрямился, то неожиданно оказался в центре всей группы.

— Первая печь? — поинтересовался секретарь горкома.

Чарыев вопросительно посмотрел на директора.

— Она у нас одна…

Разговор про печь заинтересовал Ашира. Не двигаясь с места, он ждал, что еще яро нее скажут. В механическом цехе, во время доклада архитектора, лицо секретаря гор-

кома показалось ему молодым. А теперь, вблизи, он рассмотрел на нем морщины и шрам поперек подбородка, в глазах и в опущенных уголках губ пряталась усталость.