Мухаммед Юсуф Аль-Куайид - Происшествие на хуторе аль-Миниси

Поднимусь на крышу дома, кликну свою птицу…

Сафват чувствует, как пение Сабрин успокаивает его, утоляет его жажду.

Глянь, у сакии чужой птица пьет водицу.

Сафвату грустно и сладко. Он летит мечтами в Александрию, представляет ее вечерние улицы, освещенные огнями. Пары влюбленных среди многолюдной толпы. Вечерний туман, сигналы автомашин, скрип тормозов. Неоновые рекламы. «Пиво «Стелла» освежает в любую жару». «Пейте виски «Уайт Хорс». «Совершите поездку в Рим, Афины, Париж. Превосходный сервис».

Голубой вагон электрички, привезший их из Сиди-Бишра [30] Сиди-Бишр — район и пляж в Александрии. . Они прощаются у «Спортинга». Ильхам, о Ильхам, милая! Грусть расставания в ее глазах. Он полюбил ее, как никогда никого не любил.

Отец часто говорил с ним о трудностях и проблемах нынешней жизни. Сравнивал теперешнюю смуту с бунтом Адхама против своих родных. Он брал у богатых и раздавал бедным. В глубине души Сафват испытывал страх перед происходящим в стране. Ему казалось, что все это грозит отцу большими опасностями. Однако он не мог четко определить собственную позицию, не мог быть ни полностью на стороне отца, ни против него. Отец, пытаясь успокоить сына и самого себя, выражал иногда надежду, что все еще, может быть, обернется к лучшему. Но Сафвату эта надежда казалась несбыточной. Хаджи Хабатулла надо многим смеялся: подумаешь, героическая эпоха, социалистические законы. Но и многого боялся, особенно национализации и закона «Откуда у тебя это?» [31] «Откуда у тебя это?» — изданный в начале 60-х годов закон о проверке происхождения крупных состояний и доходов. . Тихими и теплыми вечерами, когда они сидели вдвоем в саду перед домом, отец часто задавал себе вопрос: что несет нам завтрашний день?

В это лето Сафват вернулся на хутор невеселым, озабоченным. Приехав, узнал, что Сабрин, работавшая раньше в поле, взята в дом прислуживать господам. Чутье подсказало ему, что лето будет опасным. Сабрин в доме. Он сталкивается с нею на каждом шагу. Она входит к нему в комнату, когда он только встает, приносит завтрак, застилает постель, стирает его белье. Он уже пытался заигрывать с ней, но натолкнулся на сопротивление. Мысль о трагедии, постигшей его с Ильхам, дорогой, любимой Ильхам, не давала Сафвату покоя, и от этого Сабрин представлялась единственным спасением, единственным прибежищем. В сердце у него было пусто, в голове — туман. Он вспомнил, что Абуль Гита, жениха Сабрин, уже год нет на хуторе — работает с сезонными рабочими в Джанаклисе. Сабрин одна. Забавная ситуация.

Александрия, зимняя ночь, его девятая встреча с Ильхам. Он помнит все до мелочей. Они сидели в кафе «Отдых». Ночь была холодной и темной. Из-за туч, затянувших небо, виднелся лишь краешек луны. Ильхам сидела против него, жаловалась на придирки мадам, на работу до поздней ночи. Они улыбались друг другу, с любовью смотрели в глаза.

— Что будешь пить, Ильхам?

— Лимонад.

— Ты мечта моя, Ильхам. В твоих нежных черных глазах столько грусти. — Он не спрашивал ее ни о чем, больше слушал.

— Знаешь, Сафват, ты очень понравился мадам.

Он рассказал ей о себе все. Сказал, что богат, владеет обширными землями. Очень тоскует по ночам, постель ему кажется могилой. Не встречался в Александрии ни с одной женщиной, а то, что было на хуторе, — пустяки. Признался, что любит мать больше, чем отца, и делится с ней всеми тайнами. Ильхам, в свою очередь, рассказала, что отец ее — армянин, принявший ислам, а мать — из деревни Гит аль-Инаб. Она уже давно работает у мадам. Учиться бросила. А когда возвращается в свою комнату в четвертом часу утра, чувствует себя страшно одинокой.

Голос Сафвата был полон нежности, когда он говорил Ильхам, что она дороже ему всех на свете, что он не мыслит себе жизни без нее, что она его первая и последняя любовь.

— Гарсон, счет. Не надо сдачи.

— Такси, улица ан-Наби Даниэль, пожалуйста.

Ильхам выходит первая, он за ней.

— Спокойной ночи, самая дорогая на земле.

Как тяжело расставаться. Ильхам казалась ему существом необыкновенным, не человеком — ангелом. Либо она, либо никто. И пропади все пропадом — хутор, отец, Александрия. Сколько ночей он провел без сна. Думал о своей любви к Ильхам, мучался, понимал, что это ошибка, что не за тем приехал он в Александрию. Хутор, имя, земля — все ждет его. Душой его овладевал страх перед чем-то, чему он не знал названия, чего не умел выразить словами.

Когда Сабрин первый раз вошла в его комнату, неся завтрак, он только что проснулся. Она была в домашнем платье, без малаи [32] Малая — верхняя одежда египетских женщин типа покрывала. .

— Ты давно здесь, Сабрин?

— Два с половиной месяца.

Под платьем угадывается молодая упругая грудь, расцветшее тело.

— Тебе лучше здесь, Сабрин?

— И там и тут работа, си Сафват.

Хороша собой Сабрин. Сафвата так и тянет к ней. Он перестал жевать.

— Ты любишь Абуль Гита, Сабрин?

Обернулась к нему, глаза прикрыты ресницами.

Помолчав, ответила:

— Он еще не муж мне, си Сафват.

Он представил себе Абуль Гита с его сутулой спиной и вечно надрывающим грудь кашлем.

— Я спрашиваю, любишь ли ты его?

Глаза ее смотрят непонимающе, словно из другого мира. О чем он спрашивает? Чувствует ли она страсть? Желание? Тоскует ли о женихе? Поднимается ли на крышу дома в час заката, чтобы беседовать с ним, поверять ему свою сердечную печаль?

Сабрин так ничего и не сказала. Только вздохнула, забрала поднос с остатками завтрака и вышла из комнаты. А Сафвату вдруг стало грустно до слез. Он вспомнил Ильхам и понял, что все напрасно и ничто не имеет смысла.

Я люблю тебя, Ильхам. Мы всюду побывали вместе. Даже ездили в деревню Гит аль-Инаб. Зима была мягкой, теплой. Мы ходили в «Монте-Карло», сидели до утра у «Черного кота», пили в разгар зимы ледяное пиво в «Амбассадоре». Она говорила: быть может, завтрашний день, мой любимый, будет для нас лучше сегодняшнего. Я отвечал: моя любовь к тебе, Ильхам, — это судьба, ты не сможешь от нее убежать. Вместе мы создали голубую сказку нашей любви. Рука в руке бродили мы под дождем по александрийским улицам.

Он забыл факультет, забросил английский, перестал изучать Маркса, Дарвина, математику.

Ильхам никогда не заводила разговора о браке, о будущем. Он ничего не знал о ее работе. Она рассказывала о грубости клиентов, но он не спрашивал, кто они. Его даже по-настоящему не интересовало, любит ли она его. Ничто его не интересовало — ни учеба, ни будущее. Он укрылся в своей любви, как улитка в раковине. Пил ее, как воду, и не мог напиться, не мог утолить жажду, сжигавшую ему грудь. Чувство переполняло его. Он уже не испытывал одиночества в долгие зимние ночи. Любовь к Ильхам была его талисманом, его звездой. В ее глазах заключалась для него вся жизнь.