Гийом Виньо - Ищи ветер

— Спасибо. Только это чистая случайность. Я должен был лететь с репортерской командой, одна журналистка увидела снимок у меня на стене, ей понравилось… Ну вот, так все и закрутилось, я ни о чем не просил. Но все равно спасибо.

— Не за что. И все-таки… Пусть это была случайность, вряд ли вы ее не ждали. Иные случайности неизбежны. По-английски говорят: You had it made [20] Вы пришли на готовое ( англ .) … Вы понимаете?

— Понимаю. А по-французски говорят: мимолетная вспышка. Я не фотограф, Мэй. Я пилот.

Меня кольнула совесть при мысли о Стейне, адвокате, который взял на себя мои дела в Нью-Йорке и лез из кожи вон, чтобы обо мне не забыли. Он прислал мне с дюжину чеков, прилагая к каждому слезное послание: мол, что ты делаешь, дважды в Нью-Йорке не пробиваются! Я ответил ему только раз, коротко и сухо: «Кончай дуть на угли, дрова кончились». Но он все не отставал.

— А сейчас вы летаете?

— Нет. И не летаю тоже.

— Не многовато ли мимолетных вспышек, а, Жак? Вы больше не фотограф, больше не пилот, больше не… не кто еще?

Мне стало смешно. Я чувствовал себя носком без пары, который зачем-то все-таки решили постирать.

— Но я вас понимаю, — продолжила она. — У меня в жизни тоже так. Периодами. Волнами.

— А чем вы сейчас занимаетесь?

Мэй помолчала, задумчиво глядя на свои руки.

— Я пишу, — призналась она. — Ну, то есть пытаюсь писать… Нетрудно догадаться, что это такое…

Я вдруг вспомнил, что представилось мне так ясно, почти померещилось, когда я увидел этот дом впервые. Дом писателя. Так вот и начинают верить в мистику. С ума сойти.

— А что вы пишете?

— Сейчас — просто зарабатываю на хлеб. Вы будете смеяться… Я пишу… Нет, не скажу.

Она улыбалась своим мыслям, было ясно, что ей и весело, и неловко. Лицо помолодело лет на двадцать.

— Бросьте… Все равно ведь рано или поздно скажете.

Мэй покачивалась в кресле, улыбаясь все той же озорной улыбкой.

— «Холлмарк» [21] Самый популярный в США товарный знак приветственных и поздравительных открыток «на все случаи жизни». … — обронила она наконец.

— Что-что?…

— «Холлмарк». Я пишу поздравительные открытки для «Холлмарка». Вот так.

— Вы имеете в виду… ну, «скорейшего выздоровления» и все такое?

— И все такое. Смешно, да?

— Э-э… нет, что вы…

— Вы думали, их компьютеры пишут, эти открытки, да? Распространенное заблуждение, а вообще — кому какое дело!

— Я… я никогда об этом не думал, но… почему же… Это оригинально.

— Знаете, это может показаться глупым — пожелания, тоже мне! — но такая работа ставит автора в довольно интересное положение, я имею в виду с творческой точки зрения…

— Да, наверное.

— Дело в том, понимаете ли, что, по идее, требуется нечто противоположное задаче, стоящей перед литературой. Это очень… но… вам интересно?

— Еще как.

— Ладно, итак, литература берет некий элемент, рассматривает единичный опыт, понимаете? Это классическое противопоставление частного и общего, что, разумеется, вам известно… Познание общего через частное et cetera… это старо как мир. Между прочим, если хотите знать мое мнение, нынешние молодые литераторы чересчур хорошо усвоили это правило. Всех уже достало их вечное «я-я-я», просто какие-то пупы земли эти наши богемные обыватели, вам не кажется?

— Может, это возрастное?…

— Может быть. Тогда лучше бы помолчали, по крайней мере, еще несколько лет… В общем, я вот о чем: у поздравительной открытки задачи прямо противоположные. Я создаю антилитературу, вроде как антивещество… Удачная поздравительная открытка — это пустота, кажущаяся наполненной…

— Это красиво…

— Да, но сказано именно то, что сказано, понимаете?… И сделать это непросто, Жак, поверьте мне! Если… если не обращаться к частному, очень трудно выразить чувство, претендующее на искренность. Вот в чем загвоздка: чтобы добиться чего-то правдоподобного, что звучало бы не фальшиво, единственное наше оружие — это форма… чистая форма!

— Как интересно…

— Да, ведь… — начала она и осеклась. — Да вы же смеетесь надо мной, Жак! Ай-ай-ай, как нехорошо — над старой женщиной!

— Нет-нет, что вы! Я и не думал смеяться! Я просто… просто удивляюсь…

— Гм… Ладно, поверю на первый раз. Так о чем я? Да, о форме. И вот главное препятствие: мы не имеем доступа к референту, вам знаком этот лингвистический термин? Это и есть самые жесткие рамки! Ведь никакое общение невозможно без референта, вы согласны?

— Согласен, — кивнул я на всякий случай, совсем запутавшись.

— А в том, что мы пишем, непременно должен быть элемент общения! Нельзя же написать на открытке, ну, не знаю… например, мы, мол, очень сожалеем, что вы подхватили рак простаты… или что-то в этом роде, не важно, и в то же время — обратите внимание, Жак, вот в чем парадокс — именно это адресат должен прочитать между строк!

— И как же…

— Архетип — вот ключ!

— Архетип?

— Да, архетип… Хотите еще кофе?

— Что?… Нет… то есть, да… Но почему же архетип — это ключ?

— А как же! Судите сами… архетип, в каком-то смысле это и есть референт, только нематериальный… как бы это сказать?… неспецифический, это же очевидно, вам не кажется?

Я расхохотался.

— Да уж, очевидно… И понятия не имел, насколько все сложно…

— Вот вам суть: если заметны вложенные усилия, поздравительная открытка никуда не годится.

— Само собой, — согласился я, слегка ошарашенный.

Мэй разлила по чашкам остывший кофе.

— Ну, а вы, значит, ничего сейчас не делаете. На что же вы живете, если это не слишком бестактный вопрос? — вдруг спросила она.

— Я продал дом… вернее… полдома… Получаю кое-что за опубликованные снимки, иногда мои работы все еще покупают, да и живу я довольно скромно… но вообще-то скоро придется думать о заработке.

— Конец цикла… — задумчиво пробормотала Мэй.

— Не понял?

— Извините, мысли вслух. Мне кажется, вы подошли к концу цикла, знаете, это очень интересный момент в жизни, Жак. Интересный, но и опасный. Вам знаком И-цзин?

— Смутно. Это, кажется, что-то вроде китайского таро?

Она усмехнулась.

— Китайское таро! Да, можно и так сказать, это своеобразный оракул. Его называют «Книгой Перемен». Хотите, спросим его? Вот увидите, можете не верить, но результаты иногда бывают просто поразительные.

— Почему нет… А вы-то сами верите?

— Не знаю, это, скорее, одно из моих старушечьих хобби, — подмигнула она. — Все лучше, чем лото, не находите?

— Чем вам не угодило лото? Очень в духе дзен.

— Не порите чепухи, Жак. Погодите, сейчас я принесу книгу. Вам будет интересно.

Она пошла в гостиную к книжным полкам. Я убрал со стола остатки нашего затянувшегося завтрака. «Ваша мама хорошо вас воспитала», — оценила Мэй мои хлопоты. Она обращалась со мной, почти как с мальчишкой, но это не раздражало. О своем артрите я с ней беседовать не собирался. Мы снова уселись за низкий столик.