Тим Скоренко - Рассказы

Вот так ты поднимаешься всю жизнь вверх, стремишься к чему-то, борешься за что-то, зарабатываешь деньги, ездишь по чужим городам, любишь разных женщин, а тебя всё равно ждёт бетонный потолок заброшенной станции метро. Ты упираешься в этот потолок головой и падаешь вниз. А тебе кажется — что вверх. Что ты по-прежнему идёшь вверх.

Ёрл дотрагивается до ржавой сетки, которая не позволяет добраться до места смыкания лестницы и бетонной плиты.

— Даник, щёлкни тут.

Раздаётся шум поезда. Они редко сейчас ходят. Раз в 5 минут где-то. Вечер всё-таки, почти двенадцать.

Мы прячемся за ближайшими колоннами, Ёрл плашмя падает на лестницу. Поезд проносится, сверкая окнами. Даник появляется из-за колонны и ловит в прицел объектива Майю. Она отворачивается и прячет лицо.

— Не надо, — говорит она.

— Она не любит фотографироваться, — говорю я.

Мне всегда хотелось сфотографировать её обнажённой, но это тайная фантазия. Впрочем, по-моему, не только моя, судя по взгляду Даника. Но Майя боится фотографироваться. Будто фотография забирает часть души.

Я помню, одна девочка старательно доказывала мне это. Она смешно тянула слова, говорила жеманно и медленно. Особенно смешным в её разговоре было слово «наво-о-оз» — она училась в сельскохозяйственном, специальность «животноводство» или что-то в этом роде, — которое звучало так, будто его произносит по меньшей мере императрица. Она очень боялась фотографии. Она не любила себя на фото. Она отворачивалась, когда видела на фото своих знакомых.

Майя — проще. Она просто не любит фотографироваться.

— Пошли под платформу, — говорит Даник.

Это нетрудно. С этого же конца станции можно спуститься и попасть в подплатформенное пространство, в кабельную канализацию. Мы спускаемся по очереди: Даник, Ёрл, Майя, я.

Тут можно стоять во весь рост, даже Майе.

Что-то бурчит и чухает за решёткой. Это насосная установка. Она ухожена, электрический щит выкрашен в синий цвет с жёлтым треугольником «опасность», какие-то вентили помечены красным. Тут бывают люди.

— Опа, так тут вовсю кипит работа! — говорит Даник, поднимая объектив.

— А ты что думал, — отвечает Ёрл, — поезда же ходят.

На самом деле, тут нет ничего интересного. Это просто бетонный недострой. Таких в городе — пруд пруди. Схватчики играют на них в «СХ», «Дозор», «Encaunter» и так далее. И я играю — правда, в штабе. Даник — полевой игрок.

Но у этого недостроя есть одно отличие. Это запретный плод. Сюда нельзя. Совсем нельзя. Как в депо, где на путях стоит знаменитый московский памятник «механическому Ленину». В 1925 году рабочие вагонных и паровозных мастерских пятого участка тяги соорудили чудовищную конструкцию из балок, паровозных колёс, каких-то перемычек, водрузили наверх небольшую статую Ленина и поставили это чудо в депо. Оно и поныне там, в любительском музее паровозного дела. Кстати, это не просто случайный памятник. Он даже вошёл в одну из хрестоматий по русскому авангарду.

— Эй, — кричит мне Даник, — ты чего там, заснул?

— Иду, — откликаюсь я.

Над нами проносится поезд.

Мы снова поднимаемся на платформу.

— Что-то скучно стало, — говорит Майя.

Он кружится прочь от нас по пустой платформе, вальсируя с человеком-невидимкой.

— Метро-два тут нет? — спрашивает Ёрл.

— Вообще-то есть, — неожиданно отвечает Даник.

Я поворачиваюсь к нему.

Тут не должно быть никакого Метро-2. Точнее, «Д6». Название «Метро-2» привязалось к секретной системе сообщения в начале 90-х, когда какой-то лихой журналист написал о Д6 статью в «Огоньке». У Метро-2 всего пять линий — и ни одна не идёт на север. Линия 0 идёт по центру Москвы; линия 1 соединяет Кремль с аэропортом Внуково-2 и идёт через Ленинские горы, Раменский подземный город, Академию ФСБ; линия 2 соединяет Кремль с правительственным пансионатом «Бор»; линия 3 ведёт к посёлку Заря, где под землёй базируется ГенШтаб; линия 4 соединяет станцию метро «Смоленская» с Барвихой.

В районе «Волоколамской» Метро-2 не должно быть.

— Где?

Даник показывает рукой в сторону удаляющейся Майи.

— Там, когда мы бежали, я видел сбоку ответвление путей, уходящих за стальную дверь. Бронированную.

Мы быстро идём в другой конец платформы.

Майя думает, что мы — за ней, и прячется за колонну.

— Пошли Метро-2 искать, — машет Даник рукой.

— Не хочу, — улыбается Майя.

Мы оставляем её позади, обнимающуюся со своим Шаплюском.

Раздаётся шум поезда. Мы прячемся за столбы.

Подходим к краю платформы.

— Нужно дождаться и пропустить следующий, — говорит Ёрл.

Я утвердительно хмыкаю.

Ждать приходится долго. Я смотрю на глухую стенку, Даник фотографирует общий вид станции. Где-то посередине танцует Майя.

Поезд приближается.

Я ощупываю стену и вдруг понимаю, что серая штукатурка отваливается прямо под моими руками, а под ней — красный кирпич и потрескавшийся раствор в швах. Я достаю нож и стучу рукояткой по кирпичам. Звук — гулкий.

В этот момент мимо проносится поезд. Я едва успеваю убрать нож, как Даник командует:

— Пошли.

Мы стартуем.

И в самом деле, буквально в двадцати метрах от платформы рельсы разветвляются. Одна ветка уходит за широкую стальную дверь.

— Ты и в самом деле думаешь, что это Метро-2? — спрашиваю я.

— А что?

— Может, обычное бомбоубежище. Щёлкай и пошли обратно: тут опасно.

Даник снимает дверь.

Суть в том, что я уже не думаю ни о какой двери. Я думаю о стене. Почему с одной стороны лестницу просто накрыли бетонной плитой до лучших времён, а с другой — ещё и кирпичом заложили?

Мы выползаем на платформу, где нас встречает Майя.

— Ну что?

— Даник слажал, — улыбаюсь я.

— Типа эт-та, — Даник имитирует выговор гопника, — заткнись, тип-па.

Майя хихикает.

А я уже обращаю своё внимание на стену.

— Смотрите, — говорю. — Тут всего-то слой кирпичей. Закладывали что-то впопыхах.

Ёрл хмыкает, ощупывает стену.

— А чего думать, рубить надо, — говорит Даник и жестом Рэмбо извлекает из-за спины кирку.

Мы взяли две кирки — на всякий случай. Зацепиться за что-нибудь, или устроить погромчик.

— Минут двадцать, — оценивает Даник.

Я уже бью по стене.

Серое покрытие отлетает легко. Пыль попадает в глаза. У Майи должны быть очки — обычные, не защитные, но тоже поможет хоть чуть-чуть.

— Май, у тебя очки далеко?

— Вообще не брала.

Собрались, называется.

Мы лупим по стене, что есть сил. Под штукатуркой и первым слоем кирпича обнаруживается второй. Шум поезда заставляет нас присесть и сделаться невидимыми.

Данила первым пробивается через стену. Его кирка уходит в никуда, проваливается в пустоту. Он рвёт её на себя и титаническим усилием умудряется выломать штук пять кирпичей за раз.