Арсений Данилов - Adrenalin trash

Андрей дождался автобуса, забрался в теплое железное нутро и поехал обратно. По пути домой он решил зайти к Олегу.

— …делать теперь? — спросил Андрей.

— Не знаю, — сказал Олег. — Откуда мне знать?

— Ну ты как-то больше с девочками общался, — сказал Андрей.

— Не знаю, — сказал Олег. — Свитер-то покажи.

Андрей расстегнул пуховик. Олег внимательно посмотрел на его грудь.

— Да, — сказал он. — Ничего свитерок.

— Нормальный, — сказал Андрей.

— Значит, ты теперь главный мастер у нас, — сказал Олег. — Книжки на раз вообще уносишь.

Андрей пожал плечами.

— Ну так уж вышло, — сказал он. — Настроение было плохое.

Олег выбросил в окно окурок, протянул Андрею книгу.

— На, — сказал он. — Спасибо, что зашел.

— Ты обиделся, что ли? — спросил Андрей, убирая книгу в карман пуховика.

— Нет, — сказал Олег. — Просто зачет завтра. Пойду я готовиться.

Он пожал Андрею руку и ушел в квартиру. Андрей добил свою сигарету в одиночестве, глядя в окно, за которым виднелись украшенные красными габаритными огнями многоэтажки. Вызвал лифт. В кабине сильно пахло мочой, а на стене кто-то изобразил мальчика и девочку, занимающихся любовью. Недостаток исполнительского мастерства неизвестный художник компенсировал хорошим знанием предмета. Андрей тяжело вздохнул и нажал кнопку первого этажа.

«…видно очень плохо. Вообще, так всегда в клубе. Почему? Не знаю. Возможно, мы подсознательно не хотим толком видеть друг друга, чтобы не понять, насколько все вокруг безобразно.

Видно плохо. Но все же видно. Тайлер и Дейзи сидят напротив меня и Вики. Все мы сидим в чил-ауте, разбившись по парам, как твари на Ноевом ковчеге. Между нами низкий черный круглый стол, на котором стоят четыре кружки с пивом. Они похожи на сторожевые башни замка, охраняющие главную нашу сокровищницу — маленькое белое блюдце, которое Тайлер выпросил у бармена в обмен на косяк. На блюдце лежит спид. Причем не бесформенной и ненужной горкой, как было бы лет пять назад, когда мы с Тайлером были сопливыми школьниками. Нет. Сейчас все по-другому, стильно и по-взрослому. Спид нарезан на ровные дороги. Если каждую из них собрать и положить на аптекарские весы, разница едва ли превысит один-два миллиграмма. Я умею нарезать спид. Впрочем, и Тайлер тоже. Мы оба охуенные мастера нарезки. Может быть, поэтому с нами сидят две такие клюшки.

Я на секунду поворачиваюсь к Вики. Она молча курит сигарету — неужели она курит простую сигарету? — и тоже смотрит на Тайлера и Дейзи. Все девчонки, раз увидев Тайлера, потом думают только о нем. Готов поспорить на что угодно, что, когда я засовываю свой член — а он у меня немаленький, я уже вроде говорил, — в ее щель, она закрывает глаза и представляет, что ебется с Тайлером. Может, у меня просто паранойя. Даже наверняка. Моя паранойя не проходит уже три года. Я настоящий псих.

Короче, Вики смотрит на них, и я тоже поворачиваюсь к ним. Тайлер откинулся на спинку кресла. Видно плохо, но все же видно. Лицо его обращено к потолку, по которому носятся отблески светомузыки, похожие на южноафриканских бабочек. В прошлом году мы с Тайлером смотались в Йоханнесбург. Разжились деньгами и смотались прямо в Африку. Погнала нас туда не страсть к путешествиям, а нужда. Нужно было уносить яйца подальше от родной Британии, чтобы их не отрезали. Там-то я и повидал этих бабочек и еще всяких тварей. Мы с Тайлером регулярно выбирались из города на природу, хотя белым парням там находиться и опасно.

Итак, лицо Тайлера обращено к потолку, и мне видны только его подбородок и шея. Видно плохо, но все же видно. И даже, наверное, не так плохо видно, если я могу различить движения его кадыка, острого как нож. У меня кадыка почти нет, и, если что, мне будет очень легко загримироваться под бабу.

Дейзи орудует правой рукой у Тайлера в промежности. Кажется, она еще и говорит что-то, но слышно еще хуже, чем видно. Я не знаю, расстегнута ли у Тайлера ширинка, или Дейзи дрочит ему прямо через джинсы. Впрочем, это не важно. Я знаю самый главный секрет. Девчонки всегда уверены, что парням ебля в кайф. А на самом деле мы не испытываем и десятой доли того, что испытывают они. Для нас ебля не наслаждение, а спорт, простой способ самоутверждения. Причем в детстве самоутверждение происходит количественно — чем больше дырок повидала твоя залупа, тем ты круче. С годами же приходит понимание, что самоутверждаться можно и качественно, и крутость уже начинает измеряться децибелами ее крика. Но это только половина главного секрета. Вторая же половина его заключается в том, что Тайлера вставило кислотой, и именно поэтому он запрокинул голову и блаженствует, а вовсе не из-за того, что какая-то клюшка согласилась сделать ему массаж. Я знаю это, потому что меня и самого тащит по полной, так, что через некоторое время мне начинают мерещиться черви на шее Тайлера.

Я закуриваю и снова поворачиваюсь к Вики. Она бросает на меня короткий взгляд. Она делает вид, что совершенно ничего не хочет, но я-то знаю, что это не так. Есть еще один секрет — девчонкам никакая кислота не вставит так, как парням, тем более что мы дали им только по половинке.

В общем, я тоже решаю, что неплохо было бы попарить мою залежавшуюся шишку. Но я не такой псих, как Тайлер. И трахаться на глазах у снующих вокруг пьяных подростков не умею. Поэтому я наклоняюсь к Вики, кладу правую руку ей на задницу — задница у нее отличная, ничего не скажешь, — и, выбирая самую блядскую из доступных мне интонаций, говорю ей на ухо:

— Не хочешь уединиться?

Вики несколько секунд молчит, и я, чтобы помочь ей решиться, тяжело дышу в ее ухо, проколотое дюжиной маленьких стальных колечек. Одновременно я сжимаю ее ягодицы. Маленькие премудрости большого траха.

— Можно, — говорит она наконец.

— Разнюхаемся? — спрашиваю я.

— Да, — говорит она».

Марина перевернула страницу и посмотрела на сидевших напротив ребят. Один из них, светловолосый, сидел молча. Наклонившись вперед и уперев локти в колени, он внимательно смотрел на зажатую в руках пивную бутылку. Двое других что-то обсуждали, наклонившись друг к другу. Правый, с отдававшим рынком южным лицом, все время косился на Марину, а левый периодически очищал ноздри мизинцем.

Марине больше всего нравился светловолосый, но она понимала, что если кто-то и решит побеседовать с ней — народу в вагоне метро было совсем мало, и рядом с Мариной никто не сидел, — то это будет один из двоих. А может быть, и оба. При этой мысли Марина нехорошо улыбнулась и стала читать дальше.

«Я наклоняюсь, раздвигаю две пивные кружки, словно ноги Вики, и подтягиваю к нам блюдце. Вики тем временем достает из кармана десятифунтовую купюру и сворачивает аккуратную трубочку. С похвальным для молодой леди тактом она сначала протягивает ее мне.