Екатерина Шпиллер - Я Боюсь…

– Вот еще! Я всего лишь выяснила ситуацию, а стукнул кто-то из ваших же. К примеру, у кого денег на это дело не наскреблось. А завидно, а обидно! Тоже можно понять.

«Кто ж у нас без газовых примочек остался? Да человек двадцать, наверное… Подонки, скоты грязные, наблагодарные!» – мелькнуло в голове Олега Витальевича.

– Вот-вот, подумай, погадай! Позлись! – посоветовала Ада. – Я, милый мой, – наименьшее зло в вашей дачной, приватизированной жизни. От меня вы навсегда избавились. Я – те самые цветочки эпохи «собственников», ягодки вырастут попозже. Желаю удачи, Смирнов! В воскресенье уже сможете сажать свою любимую картошку на моих сотках. На кладбищинской земле, говорят, хорошо родится! – и, запрокинув голову, она радостно расхохоталась.

Гробы зыбрасывали в кузов обычного зиловского грузовика, Туда же покидали металлические кресты и оградку. Работали те же бугаи. Они остались с грузом в кузове, а Ада Борисовна, которая была в джинсах и рубашке в этот день, уселась рядом с водителем. Когда ЗИЛ отчалил, притихшие и затаившиеся на время дачники радостно вывалили из домов и собрались на месте бывшего погоста. У людей были радостные, просветленные лица, все оживленно переговаривались, кто-то тихонько напевал «Москву майскую», Вика Тузеева плакала от счастья, молодой отец Славка потихонечку крестился, поглядывая на черные ямы, а баба Уля громко причитала:

– Я ж говорила: неглыбоко копають! Глядите: разве ж это могилы? То ж клумбы!

Валентина Павловна зорко следила за тем, чтоб никто, не дай боже, слишком сильно не ткнулся в ее забор. Если же кто-то опирался спиной или рукой на ее бесценные деревяшки, то раздавался грозный окрик:

– Эй-эй! Не на диване!

А так вообще-то у бухгалтерши тоже было светлое настроение. Потому как все это народное гулянье напомнило ей доброй памяти первомайские и ноябрьские демонстрации… Вот так же шумно, гамно, много людей, все счастливы… И Мавзолей…

Лишь Люся Смирнова была немного печальна. Теперь уже окончательно рухнула ее мечта о большом участке в двенадцать соток. Увы, увы! Здесь будет совместный огород!

– Глупо! – говорила женщина с малышом на руках. – Лучше сделать здесь детскую площадку! Как раз в центре всего «Дружного». Качели там всякие, горки…

– Здорово, здорово! – зашелестело кругом.

– Да вы что! – вскрикнула побледневшая Вика Тузеева. – Детская площадка – на месте могил?

Все притихли, растерявшись и испугавшись… «Как же она здорово их всех надула!»- опять восхитился Смирнов, чувствуя себя мудрым и главным в этом царстве кретинов. По крайней мере, ему есть за что себя уважать. Он знает истину. Возможно, он мог бы испортить этой чертовой Аде всю ее затею, объяснив этим ослам подноготную, и они бы совершенно бесплатно вышвырнули бы эти пустые ящики отсюда… Но эта храбрая мысль только теперь пришла ему в голову, теперь, когда стало так легко и свободно, как бывает исключительно после зубной боли. А до того… Какое там «выкинуть гробы», елки-палки! Да он в самые последние дни не то что подходить, смотреть в сторону крестов не решался! Совершенно не спасло его знание истины, давил на него этот погост, ох, давил! Кошмары не прекращались, воспоминание о «мертвой зоне» за оградкой заставляло стискивать челюсти, дабы не застонать от стыдного, абсолютно детского страха, которым даже не с кем поделиться, а надобно скрывать, скрывать! Скрывать хотя бы потому, что сейчас все эти болваны радуются, как дети, им теперь хорошо и легко, и они никогда сроду не увидят, что и он, Олег Витальевич Смирнов, такой же и испытывает те же чувства. Ни-ког-да! Потому что он – не они, и никогда таким не будет, не дождетесь! Он все понял, и ему в кайф, что эти жалкие людишки так наказаны. Наказаны и материально, и страхом, и нынешним торжеством его ума над их тупостью.

Угонов и его супруга ждали гостей. Чтобы с родными и близкими отметить приобретение японского телевизора и видака, а также «сименсовского» пылесоса и кухонного комбайна. Все это они купили вчера, в субботу, сразу после того, как в пятницу Угонов получил «премию».

Они сидели за богато накрытым столом. До прихода гостей есть полчаса. Глаза жены сияют.

– Я люблю тебя! – шепчет она, нежно кладя голову ему на плечо. Старлей счастлив. Он чувствует себя настоящим мужчиной, добытчиком и хозяином. По утрам Угонов стал делать зарядку с гантелями, мускулы качать. И вообще: у него появились в жизни планы – как жить дальше, чего еще надо купить в дом, себе, жене. Собаку надо завести, например ротвейлера. Чтоб теперь их небедный дом охранял. Словом, благодаря этой Валяевой он открыл для себя такие бездонные внутренние резервы своего существования, о которых раньше и не думал даже. Конечно, он и прежде брал. Но это все была такая мелочь пустяковая, чтоб курить хорошие сигареты без ущерба для семейного бюджета. Как набат в его жизни прозвучали слова Валяевой: «Власть тут – вы!» У него глаза так и открылись. Он – власть, сила, хозяин! И еще – дурень, что раньше сам до этого не дотумкал. Но лучше поздно, чем никогда. Все же судьба справедлива к нему – жена идеальная, а теперь еще и деньги завелись! И все это без дерганий, без смены жен, работ… В связи с происходящими реформами-приватизациями надо быть круглым идиотом, чтобы не сделать своего бизнеса, будучи властью в их богом забытом райончике… Угонов покровительственно кладет руку на хрупкие плечи жены и мужественным голосом говорит:

– Я так полагаю, что все это – абсолютно нормальная вещь. – Разве я не обязан создавать условия? Обязан, На то я и мужик. И буду впредь работать во имя такой жизни.

– Ах! – Она была счастлива, эта жена Угонова. Она ощущала себя самой любимой, желанной и избранной.

ЗИЛ катился в сторону Москвы. Ада Валиева подпрыгивала на неудобном сиденье, болезненно морщась на каждой колдобине, и заботливо придерживала сидящую у нее на руках Карму.

– Чертовы дороги! – сквозь зубы ворчала она. – Когда ж это кончится?

Шофер молчал. На его потной лысине посверкивали солнечные блики.

– Вы самое лучшее звено во всем этом деле, – вежливо сказала Ада. – Вы на редкость исполнительны и, самое главное, нелюбопытны и молчаливы, Ни одного вопроса за три месяца!

Шофер молчал.

– Спасибо вам. Я уже платила за автобусные ходки, но сейчас я заплачу вам не только за сегодня… – Она достала из кармана джинсов мужское портмоне и извлекла оттуда купюры. – Здесь вдвое больше того, что я вам обещала.

Лысый, не глядя, взял у нее деньги и небрежно сунул их в карман рубашки. Ада засмеялась.

– Вы гениальны, ей-богу! Мы едем на свалку?

Шофер едва заметно утвердительно мотнул головой.

То была большая загородная свалка на пустыре, занимавшая километра полтора квадратных. В высоту она была пока что не очень велика – всего лишь в человеческий рост. С одной стороны, пустырь закрывался лесом, с другой, – проходило шоссе, за которым начинался новостроечный окраинный район, считавшийся, разумеется, московским. Он состоял из двадцатидвухэтажных блочных домов, утопавших пока что в строительном мусоре и грязи.