Григорий Свирский - Ряженые. Сказание о вождях

Сидельцы подняли заинтересованно головы: в самом деле, новичок — белый, как смерть. Ашкеназ! Что творится?!.

«За травку? — прохрипел старик в арабских штанах с мотней до колен. И тихо, на своем французском, верзиле, топтавшемуся возле Юры. Юра уловил краем уха старческий хрип: «Пощупай ашкеназа…» Тот одной рукой похлопал покровительственно новичка по спине, вторую протянул к оттопыренным карманам его, ашкеназа, брезентового комбинезона.

Тюремная наука, оказывается, не забывается. Юра отвел плечо, чтоб бить не кулаком, а всем корпусом. Марокканец отлетел в сторону, ударившись головой о железную дверь.

— Эй, ашкеназ! — послышался с верхних нар клокочущий голос. — Ты и здесь садишься нам на шею? Ты откуда, прыткий?.. Из России? — Витиевато грохнул русской матерщиной. — Поговори, мать твою… русский, со мной… — И прыгнул на Юру прямо с нар.

Юра вывернулся, тот шмякнулся о каменный пол, поднялся разъяренный. Резким ударом, тычком, разбил Юре лицо. Кровь залила глаза. Юра понял, изувечат до полусмерти. И никуда не денешься! Вспомнился старый зековский прием «вилку в штепсель», освоенный еще в иркутской «крытке»: резко, двумя пальцами, ткнул знатока русского мата в вытаращенные от ярости глаза. Тот завизжал от боли. Стал кататься по полу.

Старик в арабских штанах, сидевший у стены, вскочил всполошенно на ноги, принялся барабанить по железной двери обеими кулаками, повторяя в ужасе:.

— Русский всех убивает! Русский всех убивает!

Тут же появился надзиратель в черной униформе. Разбираться не стал. Бросил новичку по английски: «Оut! Take your pack!» (На выход! Возьми свой мешок!). Молча провел Юру вдоль всего коридора, открыл дверь в камеру одиночку.

На нарах сидели двое. Камера мрачноватая: узкое, как бойница, оконце в крупной решетке, под самым потолком, сырым, с водяными разводами. Юра всмотрелся в одного из сидельцев, мужчину крупного, грудь мускулистая, лицо красное, точно обоженное огнем. Глазам своим не поверил: это был его сокамерник. Дружок по иркутскому Централу, таджикский еврей Гури, боевик из Душанбе, ушедший из-под расстрела. Казалось, тот остался на другом континенте. В другой эпохе. И вот тебе!

Кинулись друг к другу Юра и Гури-сокамерник, минуту-другую стояли, обнявшись.

— Гури, что стряслось? Почему?..

— Чепуха! Три месяца для оздоровления нервной системы. — Гури и его сосед по камере засмеялись. — Иван, точнее, Жак, — Гури показал в сторону соседа, — пригласил меня на демонстрацию бывших «Черных пантер». Я нес их старый, чуть подновленный плакат: «Ицхак Рабин, научи нас идишу!». Полицейский врезал Жаку палкой по голове, я, естественно, полицейскому — в зубы… Ладно, какая сука тебя от детишек оторвала?

— Позже, Гури, дай оклематься.

— Ладно, Юрка, познакомься пока с Жаком, любопытной жизни человек.

И в самом деле, куда как любопытной… Главный раввин французского города Страссбурга отправил своего сына Жака в иерусалимскую ешиву набираться ума-разума. Сын, парижский студент, был взглядов левых. Защищал права человека, невзирая на то, каков человек… И в Иерусалиме себе не изменил — стал бороться за права палестинцев. Женился на красавице с адвокатским дипломом, которая спасала от расправы арабов. Писал об изгнанниках-палестинцах в газетах всего мира — в тюрьму Бет Лид попал в третий раз…

Юра всего этого еще не знал, понял лишь, что Жак — человек недюжинный: лоб Сократа, серые глаза в пол-лица, взгляд глубокий, обжигающий.

Жак спросил новичка, — что на воле?..

Юра рассказал, как молодцы Натаньяху, вместе с раввинами ста израильских городов, нагнетают ненависть к Ицхаку Рабину.

— …Раньше предполагал, идет к перевороту. А сейчас… как бы не убили…

— Обязательно убьют, — убежденно произнес Жак.

— Обязательно? — в тревожном недоумении воскликнул Юра. — Это ничего не даст… Почему «обязательно»?

— Коли за дело взялись совместно и быдло, живущее не умом, а страстями, и хитроумные… — принялся объяснять Гури.

— Солнце, мой друг, восходит вовсе не потому, что аятоллы прокукарекали, — перебил его Жак, — причины тут иные, кардинальные.

Юра поглядел на умолкшего разом Гури, присел рядом с ним на нары. Жак поднялся с нар, маленький, большеголовый, с пробивающейся лысиной, принялся ходить по камере. Четыре шага туда, четыре обратно. Говорил четко, не говорил, а рубил:

— Политика? Религия? Они тут — фиговый листок, прикрытие. Если угодно, маскировочная сеть, накинутая профессионалами, которые ничего иного делать не умеют. Строительство поселений — это для израильского истеблишмента Клондайк… Судите сами, как вас?.. Юрий? Израильскому каблану предписано: «Строй в поселениях! На арабских «штахим»!! Ни на что не оглядываясь… Все, что не сумеешь продать рядовому покупателю, у тебя тут же приобретет государство. По рыночной цене. И так идет сколько лет?!. При любой власти… А строительные расходы в поселениях в пять раз меньше, чем в самом Израиле. — И Жак принялся загибать пальцы: — Кабланы за землю не платят раз! Материалы на арабской стороне втрое дешевле. Как и рабочие, которых не надо привозить из Газы, давать взятки на границе… — два. Налоги за патриотическое строительство кабланы, естественно, не платят… — три. За каждый дом каблан получает от государства чистоганом сто тысяч американских долларов, как минимум — это четыре. А затраты в поселениях на строительство — двадцать-тридцать тысяч, — знаю точно, по финансовым документам, коих у моей жены-адвоката целый шкаф, — пять. Разницу каблан делит с государственным мужами. — И он поднял над головой руку, зажатую в кулак. — Клондайк или не Клондайк?..

Правые криком кричат: «Не отдавать территории, там люди живут!» Половина поселенцев имеют квартиры в городах, сдают их бездомным «русским» 500–1000 долларов в месяц, — хороший «навар». Для большинства фантастический источник дохода… Потому государственные мисрады всей душой с крайними. Черные шляпы, и не всегда из крайних, кричат свое: «Не отдавать — еврейская земля, святые могилы!» Корысть и «святость» идут рука об руку… Так вот, друзья, будут петь петухи или не будут, не в них дело, на худой конец, израильский чиновник сварит себе из них свой некошерный суп… Отдадут они свой Клондайк?.. Вы что, не видите, Юрий, в стране может меняться экономика, этнический состав. Но никогда — бюрократия, заматерелая в корысти и беспардонной израильской хуцпе… Как в семидесятых крали и глумились над людьми, так и в девяностых. Отдадут они свой Клондайк?!.

Юра посерьезнел, вспомнил:

— Рабин сказал, хоть крутись поселенцы пропеллером…

— Убьют! — убежденно повторил Жак. — Отравят или пристрелят, как бешеную собаку.

Всю ночь не спал. «Что же это? Всем миром правят ряженые? Похоже, все от российских Крысоловов ленинского причастия до израильских «гуманистов» ряженые!.»