Григорий Свирский - Ряженые. Сказание о вождях

Глаза стоявших рядом, у его ног, сверкнули вдруг злым, чудилось, волчьим блеском. «Фанатики! Затопчут…»

Юра чуть сдрейфил.

— …Не думайте, что я какой-нибудь, не дай Бог! непротивленец, толстовец et cetera… — выкрикнул он. — За моей спиной мордовский лагерь. Своей шкурой испытал: проявишь слабину, братва сядет на голову… «НЕ УБИЙ» священна, но не в ту секунду, когда на тебя замахнулись ножом… Террористов — казнить, а не выпускать на свободу при первой оказии, как это делает нынешнее правительство…

Толпа взорвалась восторгом:

— That-s right! Нахон! В точку!

И подалась вперед, уплотнилась, Юру пронизало холодом:

«Сейчас понесут, как триумфатора или… покойника…»

Громко спросил у голого до пояса российского парня, в пилотке американского солдата, который тянул к нему обе руки.

— К чему такой пыл? Я что, Ленин на броневике?

Сперва захохотал голый, затем грохнула и вся толпа.

Герой с юмором. Уж куда лучше…

Юра спросил вдруг почти спокойно:

— Все присутствующие здесь — бывшие члены, или дети, или просто последователи «Иргун цвай леуми», выгнавшей колонизаторов из Палестины?..

— That is right! — снова как ветром пронеслось в толпе. Особенно громко по русски: — В-верна!.. Знай наших!

— Умница! — одобрила за его спиной Шушана.

— …В годы «Иргуна» решалось быть или не быть Израилю, — расчет Менахема Бегина и Штерна был исторически оправданным, — сдержанно, лекционным тоном раббая Бенджамина продолжил он. И, повышая голос: — Наши недостатки есть продолжение наших достоинств, разве вы не слыхали, господа, об этом?.. Времена круто изменились. Автомат в руках победы нам не дает.

— Да куда его понесло, мать его… героя?! — Загудела толпа, затолкалась.

— Героя? — повторил он с горькой иронией. — Героя… у жестоко обманутых?! Одни вытолкнули нас на передний край, под камни и пули. Другие уже отказались от нас и клянут нас…Если я, для которого «НЕ УБИЙ» свято… сейчас перед вами… значит, этот путь обреченный. «Еврейский гений не живет в Израиле», сказал некогда Арик Шарон. Вот и результат. Куда мы идем? Отстаивать и дальше каждый пригорок, каждый камень, заливая их кровью наших детей?!

— Скажу вам прямо, не хочу идти с вами — кровавыми дорогами бесконечной еврейской Чечни!. У меня нет возможности покинуть Эль Фрат сегодня. Но как только смогу, поселюсь внутри зеленой черты Израиля…

— А деньги?! — вскричали из толпы. — Тебе, как герою, собрали деньги.

— Деньги будут переданы в комиссию Эль Фрата. На сирот.

Начался немыслимый шум. Кричали десятки людей, перебивая друг друга:

— Пропадешь не за понюшку табаку!

— В Москве был «шлимазл». Сидел за дурость. И здесь останешься «шли мазл».

Старик — французский адвокат развел руками:

— Честный человек, господа! В наше время честность так и называется: «Шлимазл…»

Кто-то захохотал, вдали разразились русской матерщиной.

Юра различил вдруг среди адского гомона знакомый, досадливо-сиплый возглас:

— Ох, зря ты аксельродствуешь! Зря-а-а!

Даже Сулико не выдержал:

— Я же говорил, он не так понимает Божественное Откровение!

Юра возгласил, перекрывая гул и клики:

— Израиль уже погибал от «синат-хинам». Беспричинной вражды. Этого вы хотите?! Ведь завтра мы начнем отстреливать друг друга, как собак…

Гул стал открыто враждебным, и Юра спрыгнул с камня. Сопровождаемый оскорблениями, ушел домой, где его ждали у дверей Марийка с Игорьком.

— Тревоги кончились! — воскликнула Марийка. — Через три часа шабат!

Праздничный стол накрыт. Вино еврейское сладкое фирмы «Кармель». Настойка крепкая, казачья, с лимонной корочкой. Мать Марийки и бабушка известная кулинарка, сияют. Выпили по рюмке-другой еврейской, добавили казачьей, и всю ночь, чтоб не разбудить детей, говорили вполголоса, почти шептались. Даже бабушка Фрося, обычно немногословная, разговорилась, поведала о своем, интимном:

— Прожила я со своим казаком в спокойствии и достатке, но как-то не солоно…

Юра рассмеялся.

— А Марийке, считаете, соли хватает?

— Так она аж в евреи сиганула! Как бы не случился пересол.

Легли с рассветом: было о чем повспоминать…

Юру растолкали лишь к субботнему обеду. В синагогу опоздал, помолился дома. А едва наступил «моцей шабат», конец субботы, и Ксению Ивановну проводили, снова завалился.

Воскресным утром долго не мог проснуться, никак не мог понять, о чем ему толкует Марийка и почему рядом с ней Шушана.

— Стрелял религиозный парень, из йеменцев, — сказала вдруг Шушана со страхом и, вместе с тем, с горьким удовлетворением в голосе. — Отлились им африканские слезы. Да и наши тоже.

Юра остолбенел от предчувствия, беря у Шушаны газету с огромным заголовком: «РАБИН УБИТ В ТЕЛЬ-АВИВЕ». И под заголовком информация:

«5. 11. 95. От нашего корреспондента: «Вчера вечером на площади Царей израильских…»

Из документов иерусалимского процесса, опубликованных в журнале «ЛАЙФ» и книге американского писателя BEN HECHТ «PERFIDY» («ПРЕДАТЕЛЬСТВО»). Перевод с английского.

— Подлинные имена героев и преступников, стенограммы «забытого» уголовно-политического процесса в Иерусалиме 1954–1955 года. (Государство Израиль против журналиста-«клеветника», осмелившегося обвинить, в сотрудничестве с Эйхманом и другими наци Рудольфа Кастнера, посланца Бен Гуриона, главу сионистской организации в Венгрии в 1943–45 годах).

— Показания Адольфа Эйхмана, 1960 год.

— «Ключевые факты» из книги «PERFIDY».

Доктор ХАИМ ВЕЙЦМАН — лидер международного сионистского движения, первый Президент Израиля.

«Правда о Вейцмане в том, что он был увлечен еврейской мечтой о новом доме. Эта мечта почему-то не включала в себя реальных евреев, живших в гетто, разбросанных по всей земле. Он предлагал миру картину сионизма, в которой Палестина превратится в «tiffanys window» (дорогую, блистательную витрину Г. С.) для процветающих евреев, но не в еще одно гетто уличных торговцев или «носителей талеса» — богомольцев…»

В августе 1937 года «некоронованный король еврейства» обратился с программной речью к Международному Сионистскому Конгрессу в Лондоне (480 делегатов, 500 гостей, 200 журналистов).

«Я сказал английской королевской комиссии, что надежды шести миллионов европейских евреев сосредоточены на эмиграции. Меня спросили: «Можете ли вы привести шесть миллионов евреев в Палестину?» Я ответил: «НЕТ! Старые уйдут… Примут свою судьбу или нет. Они были пылью, Экономической и моральной пыльюВ этом страшном мире. Только немногие выживут, они должны принять это…»