Георгий Осипов - Конец января в Карфагене

— А вот «Кристи» и «Криденс» — одни штатники, другие — англичане, правильно?

Покраснел и запнулся.

Савчук уловил мысль малолетнего гостя и без тени высокомерия поддержал, трезвея:

— Да… Между нами… ними много общего… Не шугайся, старый. Будь наглее.

Сказав эти слова, он, казалось, встал и бесшумно вышел из комнаты, но, на самом деле, он снова погрузился в оцепенение, и связь с ним прервалась.

Самойлов не сводил глаз с потемневших от щетины, словно заштрихованных простым карандашом скул и щек дремлющего в нейтральных водах безвременья Савчука, ощупывая взглядом шерстяные узлы его болотистого свитера. Дрожащие верхушки неподвижных камышей волновал ими одними ощущаемый ветер. Под самым берегом в пузырящейся ряске усердно подражали Джими Хендриксу невидимые лягушки.

Самойлов одновременно и противился этому наваждению, и приветствовал наплыв образов и мыслей, поскольку исступленно жаждал разобраться, что же на самом деле происходит с его так называемой «психикой».

Чуть меньше года назад…

«По одному, по одному… Им же жь кричит офицер: По одному! Давайте по одному! Та куда там! По одному… Все ж через спешку, скорей-скорей. Живешь — колотишься, жуешь — торопишься. Умора. Ще ей негра подкинуло так, шо вiн аж на памятник уселся!»

В столовой скрипнул допотопный стул. Соседка пересказывала бабушке конец фильма «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир». Она смолкла, и вместо нее размеренно-правильно заговорил телевизионный диктор.

Самойлов управился со вторым колесиком подгоревшей «любительской», наколов на вилку остаток жареной картошки. Он с хрустом откусил горбушку белого хлеба из привокзальной булочной, соображая, стоит ли отрезать и съесть вторую горбушку тоже. Обычно так поступать ему не дозволяли.

Самойлов умышленно растягивал свою субботнюю трапезу. Делал он это потому, что целых полтора часа отдаляли его от события, которым он бредил всю неделю. В 8:30 вечера по «Голосу» должна была начаться передача «Музыка для танцев».

Допустим, Самойлов слушает ее с весны 71-го, до перехода в четвертый класс, и много чего успел за пару лет узнать, во многом разбирается получше великовозрастных недорослей, коптящих небо сигаретами (курить Самойлов пока не рвался), но сегодня все будет совсем по-другому.

У Самойлова появился собственный « маг» . И с помощью «мага» ему удастся (в этом не было сомнений) полностью записать этот выпуск «Музыки для танцев», чтобы завтра, воскресным днем, на досуге спокойно и по настроению изучить прозвучавший материал.

К магнитофону прилагалась одна катушка ленты Тип-6. Просить денег на вторую сразу после покупки было бесполезно. А собственных сбережений Самойлов лишился, оплатив четверить стоимости «радиолы», как выражались те, кто внес остальную сумму. Не дадут — сожрут. Или, говоря языком более раскрепощенного Саши Данченко, «заебут упреками».

Между тем в одной из кладовок хранился целый блин старой ленты. Откуда она попала в квартиру Самойловых, ему никто не мог ответить, но ее не стали выбрасывать даже после того чудовищного ремонта в канун ленинского юбилея.

Краем пионерского уха Самойлов слышал, что там записаны какие-то «хорошие танго», «любимые мелодии Европы», глубоко ему антипатичной, поскольку все лучшее возникает и развивается в Америке. Или — за океаном, так еще романтичнее.

Впрочем, он уже пытался проверить, что же записано на толстой и грубой ленте в картонном футляре? Оказалось — ни хера! К тому же она постоянно рвалась, а мамаша, контролировавшая этот опыт, демонстрировала свою современность, подсказывая, что ленту нужно склеивать с помощью растворителя.

Растворителя в доме было до хуя. От него тоже не торопились избавляться, даже завершив ремонт. Закоулки просторной квартиры пахли духами «Красная Москва» (особенно в праздники), табачным дымом (футбол, фигурное катание, хоккей, «Четыре танкиста»), ацетоном, канифолью (телик сломался) и его, Самойлова, детской мочой, если он, перенервничав, попадал мимо унитаза, прямо на колпак обитавшего там глухонемого и невидимого гнома…

Самойлов не относился к числу любителей излишних подробностей и, читая книги, принципиально пропускал описания погоды, достопримечательностей, рельефа и природы. Как могут менять цвет в зависимости от настроения зрачки человеческих глаз — также было непостижимо его уму. Чтобы оценить такую наблюдательность, надо, как минимум, быть окулистом, — возразил он однажды Свете Кауфман таким взрослым тоном, что сам испугался.

Ему не нравилось над этим размышлять, но время, как и всегда в подобных случаях, тянулось возмутительно долго. Выплеснув в раковину недопитый и переслащенный чай, Самойлов, стараясь не привлекать внимания, прошмыгнул к себе в спальню, чтобы подготовиться к сеансу записи с эфира и заодно дослушать финал «Молодежной программы», где тоже регулярно сообщали новости поп-музыки.

Ощущая, несмотря на только что съеденный ужин, пустоту в желудке и воображаемый озноб, Самойлов слушал новости, не вникая в нюансы арабо-израильского конфликта, хотя сам он был настроен исключительно произраильски, благополучно переболев гитлероманией в самом раннем детстве. Он то и дело привставал, чтобы проверить, работает ли магнитофон, правильно ли заправлена лента и, убедившись в этом, снова опускался на стул, покусывая губы — только бы не включили глушилку, как в позапрошлый раз.

Отзвучали позывные — Самойлов по достоинству оценил новую заставку, Джими — In from the Storm, два удачно смонтированных, эффектнейших куска.

Женский голос — Маша Суханова, Тамара Домбровская, он не разобрал, кто сегодня ведет передачу — предупредил, что в первой части будет концерт, составленный по заявкам слушателей. Самойлов огорчился, но не сильно — заказывают банальщину. Впрочем, ладно… Он утопил две соседние клавиши под вступление битловской Money.

Громкость и качество трансляции возрастали с каждой минутой. Индикатор не зашкаливал. Самойлов не поверил своему счастью, когда следующим номером были объявлены Inside Looking Out и San Bernadino, песни одной из первых групп, открытых им для себя самостоятельно — «Кристи».

Самойлов уже успел выяснить, что громкость записи зависит от громкости приемника — убавлять нельзя. А Inside Looking out, по-оккупационному разухабистая, знай гремела, как у себя дома в салуне.

Самойлов решил подстраховаться. Бросив аппаратуре умоляющий взгляд: не подведи! — он выскользнул из комнаты, чтобы посмотреть, чем занимаются взрослые члены его семьи. Косая дверь в их апартаменты никогда не закрывалась плотно. Они что-то смотрели по телевизору, но в любой момент могли начать шастать по коридору, просовывая носы к нему в комнату, где царствует «Голос Америки».