Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта

Айя!..

…Я стою держусь моюсь нагой в реке и тут бежит из тумана Анастасия моя мать!

И я ложусь сажусь в реке по горло, потому что стыдно мне, что я голый.

…Тимоша! Сынок!.. Река страшна!..Река любит недозрелых отроков! мальков!..

Иди сюда!..

…И она в вологодской своей одинокой ночной рубахе кружевной круглой русской тихой…

И она входит в реку и она вынимает выносит сильными руками из реки дремучей прибывающей меня меня меня…

…Ай матерь ай сладка рука ночная спелая твоя!..

Ай далека!..

И она обнимает мокрого меня счастливого тайного опустошенного и тут находит от реки неоглядной дым чад туман мга мгла тьма ползучая на нас на весь град Джимма-Курган…

И только светит перламутровым столпом небесным в тумане тысячелетняя Чинара Сасанидов моя…

…Древо прадедов светлоствольное мое!.. Ты?..

Ты одно в тумане живо в тумане кромешном мраке чаде дыме бытия?..

И мы идем грядем в тумане непроглядном мимо Чинары Сасанидов…

…Мама матерь а разве дядя Пасько-Корыто птица?..

А зачем он пал полетел сорвался с Древа Сасанидов?..

Мама а река Кафирнихан темна а река потекла вспять?

А Лидия-Морфо рыба?..

А там Лидия-Морфо зовет кличет спелососцовая ситцевая девочка моя?..

Мама а где в тумане куриный веселый сарай?..

Ты слышишь — утки куры петухи опять поют кричат летят?..

Там Софья-Емшан и там Абдулла-Рысь-Онагр-Казах!..

Там тайна! Мать!..

Но я знаю её…

Узнал!..

Да…

…А туман облепил облапил объял обнял обуял нас нас нас…

А ливень исяк и под нашими босыми ногами воды многие бегут сосут текут…

Ой туман!..

…И мы идем с матерью моей и не знаем, где кибитка наша и едва видим друг друга…

Едва!..

Но дорога сладка!

Матерь — слышишь — там поет томительный куриный утиный наш сарай!..

Пойдем туда!..

Там Софья-Кобылица и Абдулла-Онагр соплелись телами в пухе и перьях испуганных птиц!..

Но я знаю тайну их!..

Да!..

И тут!..

И тут в тумане перекрывая крики уток петухов и кур слышится радостное свежее мокрое весеннее заливистое раскидистое вольное степное ржанье свист!..

…Сынок! Тимоша!.. Это лошадь алая шелковая Миколы Пасько-Корыто зовет кричит!..

Он вернулся! Он с ногами! Он не убит!

Он с Чинары Сасанидов не летит!.. Это его лошадь ржет поет томит!.. Сынок бежим!..

…Нет, мать! Берегись!.. Это не его лошадь!.. Это Софья-Лакрима Софья-Кобылица!.. Софья Емшан!.. ржет поет ликует бежит!..

…И тут прямо на нас из тумана выходит выбрасывается выносится высвобождается выпрастывается возникает ярая молодая узкая тугая ахалтекинская кумысная гонная кобылица…

И она едва не набегает не нападает не валится на нас, но отклоняется обдавая нас голубыми колодезными талыми свежими очами и ярым сильным паром-слюной слезой…

И она ржет и трясет ладной головой…

И она вся белая белая белая сахарная словно она в белом жемчужном медицинском халате…

И она в тумане обрывается изникает тонет тает мерцает дивная пропадает…

И там где она прошла в тумане — там долго туман зияет не зарастает — там долгая ясная тропа щель проход тропа-рана в тумане не зарастает не заносится не затягивается туманом…

…И тут вопль рев вой хмельной косой бредовый раскидистый счастливый звериный разносится в тумане…

И мимо нас по ясной ахалтекинской тропе-ране не затянутой туманом проносится ярый слепой гонный святой дикий растопыренный онагр с раскосыми рысьими глазами и с дрожащими недужными контуженными ушами!.. да…

И я гляжу на него и у него с одной буйной косой раздольной ноги сапог солдатский обрывается отлетает и нога ликует копытом вольным беглым роговым обрастая…

Айя!..

И долго в тумане тропа кобылицы и онагра туманом не затягивается не расползается не расплывается не заполняется…

И зияет щель рана долгая в тумане!..

И дико дивно чудно слепо хищно бредово дурманно пыльно пылко пахнет диким полевым растоптанным разбуженным емшаном!..

И диким ярым слезным горьким укропом и диким сонным степным анисом!..

…Сынок! ты слышишь?

Как пахнет емшаном!.. Твой убитый отец Джамал-Диловар любил этот запах!..

Но откуда в нашем городе онагры?..

…И мы идем грядем бредем очарованные очарованные в тумане тумане…

И она плачет…

…Матерь… Дальная…

Матерь матерь Анастасия матерь неужель и эта нощь исхитилась изнемогла изникла изошла истаяла?..

Матерь…

А?..

…А утром ушли туманы.

А утром земля от ливней была сырая молодая свежая и усыпанная персиковыми миндальными алычовыми урюковыми лепестками ранними смертными лепестками довременными лепетными лестными лепестками…

Ай ранние персики урюки миндали алычи!..

Зачем зачем зачем вы довременно расцвели в ночь глиняных ливней повальных?..

Зачем цветы лепестки алавастровые забвенные утеряли в ливне утратили?..

И древо раннецветущее от ливня разрыдалось осыпалось обрушилось утратилось!..

Но!..

Так сладко так блаженно бражно в ливнях сладкими ранними хрупкими цветами лепестками полоскаться плескаться!..

Так блаженно первоотроку в ночь глиняных ливней семенами текучими жгучими изливаться!..

Айя!..

…Не рыдай мене куст алычи куст миндальный в ливне блуждающий опадающий!..

Не рыдай мене матерь…

Дальная…

И в каких ливнях блуждаешь?..

…А утром ушли туманы…

А утром вольный ветер с каратагских гор гор гор блаженно реял парил царил над нашим городом веселым Джимма-Курганом…

А утром ветер выдул вынул необъятный куриный утиный летучий пух из брошенного открытого пустынного сиротского сарая из Сарая Любви беглой Софьи-Лакримы Софьи-Кобылицы Софьи-Емшан Софьи-Странницы…

А утром неоглядный гулливый блудливый грешный святой вольный безбожный животный пух из Сарая Любви понесся над городом, напоминая суетным бражным веселым земляным земным жителям Джимма-Кургана о том, что есть в мире вольная забытая Любовь…

И носился и садился на жителей Джимма-Кургана пух любви необъятный, о которой забыли они в заботах о чреве своем, о семьях о животах, о чадах своих…

Ай город городок Джимма-Курган!..

Ай город родной дальный..

И весь ты заваленный засыпанный объятый одержимый объемлемый пухом любви кочующей…

Ай городок родимый объятый пухом любви!..

Ай где ты остался?..

Ай, ужели я навек с тобою распрощался?..

Ай земля! ай мир!..

Ай ты лишь Сарай Любви пухом божьим гулливым грешным неоглядным исходящий!..

Айя!..

Ай святый дальный дальный дальный…

Ай..

…А куры а петухи а утки в брошенном сарае одичали…

И бежали от яиц своих доверчивых покладистых…

А я ходил в заброшенный сарай и бил бил и крушил пил пил пил там брошенные яйца и улыбался… скитался…

…А брошенные вольные куры утки петухи одичали и когда полетели талые высшие перелетные дикие вольные птицы — куры утки петухи одичалые возлетели на крышу сарая…