Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта

И оттуда следили волновались уповали и решались и бросались в талые небеса марта…

И перелетные птицы с небес звали и тогда куры петухи утки со крыши сарая в небеса срывались и пробуждались и в небеса взлетали…

И там голосили реяли радостно прощально гибельно…

И оттуда падали по всему городу Джимма-Кургану и недужные домашние отвыкшие крылья в кровь стирали ломали избивали рвали…

И жители города их хищно поядали и улыбались…

…Но не все падали, но иные улетали в небесах многодальных но иные в стаи в прастаи изначальные свои вольные возвращались…

Айя!..

…Дай о Боже дай птицам возвращающимся!..

Дай человекам вольным возвращающимся!..

Дай Лидии-Морфо-Рыбе!

Дай Пасько-Корыто-Птице!..

Дай Софье-Кобылице и Абдуле-Онагру!

Дай человекам странникам из рода в род из вида в вид из века в век блуждающим скитальцам!..

Айя!..

Гой!..

Дай!..

…И пух любви из сарая летал блуждал над Джимма-Курганом…

И он садился на лицо Пасько-Корыто во гроб его, весь усыпанный ранними талыми горными варзобскими тюльпанами…

И он садился на лицо Пасько-Корыто, напоминая ему во гробе его раннем о любви, которой он никогда не знал на земле, но уповал узнать за гробом этим…

Как все убитые солдаты…

Да!..

…И вы хотите отнять у них мир иной загробный дальний сладкий?..

И вы хотите лишить их упованья?..

И вы отняли у них этот мир земной и хотите отнять горний?..

Блаже, дай им!..

И ты обратил сетованье мое в ликованье…

Осанна!.. Осанна! Осанна!

И мы несли гроб Пасько-Корыто-Птицы по городу Джимма-Кургану.

И было несколько калек войны и я нес гроб вместе с ними и гроб легкий был, потому что Пасько-Корыто был безногий…

И я под гробом боялся, что гроб наклонится и Пасько-Корыто усеченный неполный содвинется краткий малый мертвый затеряется засуетится замается в нем…

Но не случилось так.

И за гробом шла моя мать Анастасия…

Одна она была…

Жена…

…Матерь матерь, почему-то кажется мне, что была ты в той же ночной кружевной спелой нежной льющейся рубахе…

Иль кажется?

Иль издали кажется?..

Иль ты в черном кладбищенском платье ступала босая по сырой свежей земле усыпанной кудрявыми каракулевыми снежными лепестками?..

Иль ты ступала в черном платье?

Да откуда у тебя в войну черное платье?

Ты шла босая слепая нагая от горя ты шла в ночной льняной русской невинной рубахе…

Да…

Матерь…

…А перед гробом шел спотыкался тащился Пашка-Паша-Иудей Паша-Дыня Паша дынноголовый длинноголовый сирота бродяга мытарь мученик земли Паша-мальчик…

…Пашка Павел друг друже откуда ты взялся в Джимма-Кургане?..

Никто не знает…

А мальчишки терзали тебя издевались набрасывая на узкую долгую дынную твою голову сальные свои шапки и шапки болтались на голове твоей острой как на палке…

И мальчишки смеялись…

Но я вступался за тебя и бился дрался…

И они отставали…

Но Паша-Дыня!..

Пашка родной дальный пыльный!..

Как ты играл на таджикской каратагской пастушьей флейте-нае!..

И ты шел и ты доселе идешь идешь идешь пред гробом уже дальным неясным смутным и поешь дудишь заливаешься как талая вешняя горлица на нае…

И текут слезы и сопли и слюна по твоему лицу и в най стекают…

И най бухарский певучий струится в губах твоих и печаль смерти и печаль последнего прощания отгоняет смиряет затуманивает…

И отгоняет Азраила Ангела…

…Ай Джимма-Курган дальный дальный дальный…

Тогда многих хоронили проносили по тебе и не было духовых пьяных косых послевоенных оркестров а был неизбежный музыкант Паша с кладбищенским прощальным кудрявым веселым наем-флейтой.

И он один провожал всех усопших убиенных.

И голос его слезного одинокого ная был для мертвецов и для живых последним земным голосом прощанья…

И все мертвецы и все жильцы кладбища и все пьяные могильщики знали Пашу и най его и ждали его…

Да…

…И за гробом всегда шла Женщина безымянная траурная в белоснежной чадре и парандже и никто не знал, кто она…

Кто ты Женщина?..

Как зовут тебя?..

О ком страждешь?..

О ком плачешь маешься скитаешься?..

…Меня зовут Азия…Я хороню детей своих, а их много у меня…

Но это был Страж Усопших пастух пастырь Азраил Ангел с очами вечноплачущими…

И он прятал очи эти в парандже обильной, но от флейты-ная Паши-Дыни и Азраил загробный Ангел в парандже улыбался смирялся возвышался…

Айя!..

…Павел-Дыня странник похорон душа прощальная!

И ты хоронил всех умерших и уходил на кладбище Джимма-Кургана…

А кладбище было покоилось на горе и когда покойника зарывали в землю и оставляли навека и уходили провожатые, на могиле оставался Паша-Иудей странник мытарь мученик смерти мученик апостол музыки апостол ная защитник жизни малый…

И вместе с ним поодаль стоял в белой богатой парандже Азраил Ангел…

И Ангел ждал, когда Паша-Дыня уйдет с кладбища и Он подойдет к усопшему с Весами, которые Он держал под паранджой…

Но Паша-Павел садился на свежую могилу и долго играл на нае, и забывался…

И Азраил покорно ждал его и руки его уставали от Весов Судьбы и он садился на землю в парандже своей и ждал…

А весы свои он брал у базарных хитроумных узбеков торговцев Джимма-Кургана, а весы эти сильно лгали, обманывая покупателей, но в его руках они превращались в Весы Судьбы в Весы Грехов в Весы Добра и Зла.

И Азраил тяжело дыша от подъема на кладбищенскую долгую гору садился на землю…

И ставил Весы на сырую тяжкую последнюю землю и пот терпкий земной плотский вытирал чадрой занданийской с лица… с лица седого камня…

…Паша, смертный отрок, поиграй!

Айя! тоска тоска тоска тоска…

Ай сладок дремуч хмельной твой най как мирзачульская анаша как бредовый поливной турецкий родной мак!..

Айя!..

Аллах, я устал!..

Ай зачем кладбища мазары помещаешь на горах?..

Ай Аллах!..

Я от жизни устал!..

Я от смерти устал!..

Ай Аллах ай жизнь стара! ай смерть стара!

Ай Аллах где иные берега?..

Ай где Последние Времена?..

Где последняя Большая Война, когда не станет ни мертвых, ни живых?..

Ай Аллах где мое пристанище покоище кладбище мазар?.

Устал я хоронить устал я Весы Судьбы по горам долам влачить таскать…

Аллах где могила моя?..

…Павел Паша Дыня Иудей где твой най?..

Почему замолчал?..

…Я плачу Ангел Азраил я плачу…

А в най-флейту попала лютая слеза слюна сопля и най захлебнулся захрипел задохнулся затонул замолчал.

Да…

А мои предки иудеи пустынные горбоносые верблюжьи святые тысячу лет назад пришли прикочевали в Бухару, а теперь я домой хочу через тысячу лет я домой хочу в библейские земли пески и родимые оливковые рощи рощи рощи…