Тимур Зульфикаров - 33 новеллы о любви

И ветер понес переставил их на другой жемчужный холм…

И Варвара-Фекла-Кутья святая русская вдова только охнула:

— Ох Господи как страшно! как хорошо! как вольно!…

И полетела в маковом малиновом блаженном сарафане своем по холмам чудящим творящим обсыпанным рождественьскими несметными алмазами звезд’а#ми жемчугами…

И Тимофей-Измигул изловчился подпрыгнул и полетел вослед за ней в белой льняной рубахе своей расставив раскидав разметав руки и как бы оберегая перволетящую Варвару-Феклу-Кутью…

…Варвара! Летящая вдова!..

Иль ты Русь сама?..

И куда? куда? куда?..

И они полетели в холмах переславль-залесских…

Далеко далеко далеко…

И искали Святую Роженицу со Дитем Святым Новорожденным в холмах да не находили…

И от холмов переславль-залесских к валдайским холмам их понесло их повело…

И унесло и увело…

О Господь!..

В Нощь Рождества убито темно бездонно все спят на Твоей Руси…

И лишь двое блаженных — Варвара-вдова и Тимофей-юрод летают витают ликуют ликовствуют бродят в лунных святых жемчужных холмах Твоих…

Господь! дай им…

И всем кто спит и не спит в Святой Светлый Ветр на Святой Рождественской Руси!..

Господь!..

Гряди!..

1981

…Однажды дервиш Ходжа Зульфикар вместе с сыном своим Касымджоном-Стволом сидел в пустынной вечереющей ура-тюбинской чайхане и вдруг закрыл глаза словно безумно вспомнил нечто нечто положил руки на голову и долго сидел так…

Куда ушла душа его? куда?..

О какие пределы билась душа его как птица влетевшая внезапно тайно в окно кибитки и бьющаяся о стены слепые?..

О стены вселенной! о которые бьется душа человеческая — а что там? а что там? а что там?..

Там один Аллах!..

И дервиш долго сидел молча молча молча а потом стал шептать древнюю Песнь Саньясина.

И шептали снежные уста его:

— Раздайся песнь! Пой громко эту песню Саньясин! АУМ ТАТ CAT АУММ! Пускай в тебе угаснет жажда жизни!.. Она влечет душу от рождения к смерти и от смерти к новому рожденью!..

Не знают истину все кому грезятся бессмысленные сны: отец мать дети жена верный друг…

Там где ты думаешь найти свободу — ни этот мир ни тот тебе не может дать…

Бесплодны твои искания в святилищах и в книгах…

Я отвергаю жизнь и здесь и там — все небеса и землю и самый ад и все страхи и надежды… Так рви свои оковы отважный Саньясин! Не обращай внимания на то — живет твоя плоть иль умирает уже… Её задача кончена и карма пусть её уносит… Уподобляйся вечно бегущему потоку! АУМ ТАТ CAT АУММ!..

…Дервиш ты вспомнил тысячелетнего монаха Саньясина и вечную Песнь его?

Касымджон-Ствол сказал:

— Какие у него были глаза и волосы, отец?.. Как звучал его голос мимолетный скоротечный преходящий?.. Я знаю песнь его но хотел бы увидеть его во плоти земной пыльной дальной отец!..

Тогда дервиш открыл глаза и убрал покойные руки с головы своей и озарилось лицо его.

И он сказал:

— О блаженное Колесо Сансары Колесо Превращений! запредельное запредельное! запредельное!..

И все мы плывем живем на Колесе необъятном этом!

Истинно сказано: «Великий квадрат не имеет углов а великое Колесо не имеет пределов границ рубежей!»

Но Саньясин сошел сорвался с Колеса и ушел за те пределы и нам его не увидать! ни в образе человека ни в образе зверя ни в образе растенья или камня!

Сын мой смертный Касымджон-Ствол, но там пни свежи и монах бежит за рубежи души души души! да!

А в Последние Времена многие человеки уйдут за рубежи души…

А там Шайтан Сатана ждет алчет их!..

Сын мой, но был в рамитском ущелье монастырь мусульманских монахов мистиков суфиев-аскетов и там был Укульссак-Духна-ЧормазакКаландар и он молится Богу всякий час и ненавидел ночь и сон её, ибо она отнимала его у молитвы, у Бога…

Но весной когда цвели рассыпались дышали в ущелье снежнокудрые безвинные алычи и груши и яблони — он маялся сокрушался ненавидел цвет жемчужный их ибо святые текучие духмяные падучие лепестки соблазняли отвлекали его от молитвы и тайных бесед с Богом его…

И тогда он брал топор лесорубов и рубил деревья цветущие чтоб не мешали ему Бога любить…

И много безвинных дерев он порубил погубил повалил в шумящем обильном цвете их…

Но вот однажды он пришел с топором на вершину горы Рамит-ФанЗвезда и тут увидел одинокое цветущее дерево дикой сливы.

А под деревом бил роился родник и там пила воду из дивных камышовых осиянных лепетных перстов своих вдова Кусс-Камышш-Халва-Ханна из кишлака Гульдира-Сафеддак…

И монах суфий аскет солончак Укульссак-Духна-Чормазак-Каландар увидел вдову спелотелую и родниковую воду протекающую в её перстах и насмерть навек запредельно возлюбил её и руки её и ноги и воду родника в её перстах…

Весна была тогда окрест а на вершине горы блаженной Рамит-ФанЗвезда был веял вешний святой плотоядный пряный от цветущего шиповника и боярышника ветр…

И он гнал гнал гнал Укульсакка-Духну к Кусс-Камыш-Халва и её гнал гнул к нему и аскет от медового ветра и адова соблазна и плотьского блудного внезапного возбешенья на вдову с топором в руках бушующих камнем упал пал пал пал объял усладил взял! айя!..

И все её платья изоры ичиги бусы изорвал — растерзал как памирский белый снежный исполин волк попавший в сеть для алмазного ферганского фазана! айя!…

…Аллах упаси!.. не дай весной встретить покорную спелотелую невнятную вдову на вершине горы блаженной у хрустального родника! не дай!..

Но!.. Дай!.. Аллах!..

Но и в любви аскет суфий Укульсакк-Духна не выпускал из рук топора, а потом опустошенно сказал:

— Кусс-Камышш-Халва ты шайтан! я рубил цветущие безгрешные дерева а надо рубить тебя!.. Ты плотина из валунов камней на реке моей!.. И он изрубил топором все одежды её.

Она сказала:

— Вечный встречный возлюбленный мой Укульссак-Духна!.. Я всю жизнь ждала тебя! Руби меня! Я люблю тебя!.. У оленей гон бывает осенью а у тебя весной! блаженный мой

Укульссакк-Духна!.. Я узнала твой зебб! и теперь не боюсь твоего топора!.. Руби вали меня!.. Олень мой!.. Я насмерть на века люблю тебя!.. Подрубленно поваленно люблю люблю тебя! олень олень люблю тебя!..

И она омылась в роднике и не поднимая не собирая с травы одежд своих счастливых в прах изорванных осиянная нагая нагая нагая ушла. Навек Кусс-Камышш-Халва-Ханна ушла…

А Укульссак-Духна навек насмерть остался у родника на вершине горы Фан-Рамит-Звезда с тунным постылым топором своим.