Альбер Коэн - Любовь властелина

Они договорились, что встретятся перед зданием отеля завтра утром в одиннадцать часов. Возбужденная хорошим воспитанием и манерами этой очаровательной супруги заместителя Генерального секретаря, мадам Форбс удалилась, довольная своим уловом; зубы ее воинственно, но благожелательно торчали вперед.

На следующий день, чуть раньше четырех часов, они спустились выпить чаю в маленькую гостиную в отеле, расположились у окна, выходившего на террасу. Она открыла окно, чтобы подышать свежим воздухом. Увидев, что он заморгал от яркого солнца, она задернула занавески. Выпив первую чашку, она сказала, что погода больше напоминает апрельскую, чем ноябрьскую. Некоторое время они молчали. Чтобы заполнить паузу, он предложил ей поставить оценки платьям, купленным в Каннах. Завязалась беседа, и они единодушно сошлись на том, что самой высокой оценки заслуживает вечернее платье чудесного темно-розового цвета. Вечернее платье, чтобы что в нем делать? — подумал он. Для какого приема, для какого званого ужина, для какого бала?

Затем они перешли к обсуждению других платьев, она пылко спорила с ним, не подозревая, какую жалость он испытывает к ней, так легко попадающей на крючок. Когда она заколебалась, поставить ли семнадцать или восемнадцать баллов рубиновому кардигану, ему захотелось поцеловать ее в щеку. Но нет, они любовники, приговоренные к губам.

Когда все оценки были выставлены, она предложила прогуляться вдоль моря. «…О море в вечном обновленье», [19] Поль Валери, перевод В.Парнаха. процитировала она, чтоб ему понравиться. Он не особенно любил всякие подобные красивости, поэтому изобразил понимающую улыбку, а потом сказал, что у него болит голова. Она тотчас же предложила ему аспирин, встала, готовая бежать за лекарством. Он остановил ее, сказал, что предпочел бы отдохнуть часок-другой, попросил сходить покамест в Сан-Рафаэль и купить несколько пластинок. Ему хочется послушать Бранденбургские концерты.

— О, я их обожаю! — сказала она и снова встала. — Но я лучше поеду в Канны, уж там-то точно найду все три. Надо спешить, поезд через несколько минут.

Он встал, стыдясь, что пытается избавиться от этой наивной бедняжки, счастливой от сознания оказаться хоть чем-то ему полезным. Ну ладно, он отплатит за это, когда будет прослушивать концерты. Чтоб дать ей возможность всячески смаковать в поезде свое счастье, он добавил проникновенно, что их недавний союз — там, наверху — был прекрасен. Она подняла к нему глаза, ставшие вмиг серьезными, поцеловала ему руку, и он внутренне скорчился от жалости, принявшись искать новый повод для трепетного ожидания встречи, какую-нибудь маленькую цель — только чтобы еще чем-нибудь ее обрадовать.

— Мне хотелось бы, чтобы сегодня вечером ты еще раз примерила для меня новые платья, одно за другим, ты так восхитительна в них.

Она посмотрела на него с душераздирающей благодарностью, глубоко вздохнула, воодушевленная его восхищением, сказала, что ей надо спешить, чтобы не опоздать на поезд, и устремилась прочь. Он следил за ней взглядом, она бежала со всех ног, бежала так истово, несчастная, чтобы привезти ему ненужные пластинки. Но все же он нашел ей какое-то занятие. Надо придумать еще что-нибудь по возвращении, после того как она перемеряет все платья. Она была так расстроена сегодня утром, когда он сказал ей, что звонили Форбсы и отменили партию в теннис. А она была уже в шортах, такая довольная. Интересно, эта Форбс и правда внезапно заболела?

Он сел, выпил глоток теплого чая, посмотрел на часы. Она уже в поезде, думает о нем, счастлива привезти ему новые пластинки. Надо проявить побольше энтузиазма вечером, когда она будет примерять платья.

Раздался шум голосов. Он раздавил сигарету, посмотрел в просвет между занавесками, узнал рыжую англичанку, эту Форбс, в преотличном здравии, она обхаживала сорокалетнюю дылду с непомерным подбородком; обе они вскоре уселись на плетеный диванчик под окном. Он прислушался.

Ах, ну да, восклицала миссис Форбс, она очень хорошо знает Александра де Сабран, который так часто рассказывал нам о своем дяде, полковнике, военном атташе в Берне! Как тесен мир! Кто бы мог подумать, что она встретит в Агае родную тетку нашего дорогого Александра, с которым она так часто встречалась в Риме, которого она обожала, который был для нее и ее мужа просто «dear Саша», ах, какой славный мальчуган, и посол его очень ценит, она слышала это от самого нашего дорогого посла! Ох, сегодня же вечером она напишет Саша, что познакомилась с его тетушкой! Значит, господин полковник сейчас на маневрах швейцарской армии? Как интересно! Очевидно, в качестве военного атташе он обязан там присутствовать, улыбнулась она, перекатывая во рту высокий чин, как конфетку. О, как она обожает армию! — вздохнула она, трепеща ресницами. Ах, армия, честь, дисциплина, традиции, рыцарский дух, слово офицера, битвы и сражения, гениальная стратегия маршалов, падшие герои! Лучше карьеры не придумаешь! Ах, была бы она мужчиной! Что может быть прекраснее, чем жертвовать собой во имя отчизны! Ведь войны все равно случаются, несмотря на всю болтовню Лиги Наций. А полковник скоро приедет к вам? — спросила она, ее глаза лучились симпатией. Через три дня? Ее муж и она сама будут счастливы познакомиться с ним и передать ему свежие новости о его «dear Саша».

Потом она предложила мадам де Сабран попить чего-нибудь, осведомилась о ее предпочтениях, поманила пальцем лакея, заказала китайский чай для мадам и крепкий цейлонский для себя, потребовала горячих тостов, завернутых в салфетку, — все это, даже не взглянув на слугу. Проинформировав его таким образом, что он вышел из низов и существует только для того, чтобы обслуживать жен военных атташе и генеральных консулов, она грациозно обернулась к прелестной генеральше и баронессе. Кратко упомянув сэра Альфреда Такера и виконтессу Лейтон, редкостной душевной красоты даму, она закинула крючок. Какое счастье быть здесь, в Агае, остаться только телом, иметь возможность каждый день играть в теннис, освободиться от этой ужасной светской жизни, такой неинтересной по сути, не правда ли?

— А кстати, не хотите ли вы сыграть с нами партию в теннис? Может быть, завтра. В одиннадцать?

Мадам де Сабран согласилась, но сдержанно, с кислой улыбкой, сознавая бездну, разделяющую ее и эту консульшу. Отсутствие энтузиазма с ее стороны вдохновило миссис Форбс, она поняла, что загарпунила крупную рыбину, и возбудилась еще больше. Она влюбленно улыбнулась мадам де Сабран, а та встала и сказала, что сейчас вернется. Убежденная в своей социальной значимости, она гордо удалилась.

Когда долговязая жирафа с холодными голубыми глазами вернулась, она издали оценила кругленькую куколку, которая в холле исполняла свой обычный трюк, прыгая и хлопая в ладоши. Проведя рукой вдоль тощего крупа, баронесса убедилась, совершенно как мадам Дэм, что хорошо одернула юбку, затем села и похвалила французский миссис Форбс. Рыжая скромно ответила, что в этом нет никакой ее заслуги, поскольку с раннего детства она разговаривает по-французски с гувернанткой.