Альбер Коэн - Любовь властелина

Это уточнение вызвало одобрительную улыбку на тонких губах мадам де Сабран. Помолчав, она поинтересовалась, что это за странная пара, которая ни с кем не разговаривает? Кто эти люди, откуда приехали, что делает мужчина? Консьерж сказал ей, как его зовут, но она забыла.

— Солаль? — спросила мадам Форбс, и глаза ее загорелись надеждой.

— Да-да, именно так. Теперь я припоминаю.

— Бежать как от чумы, — сказала мадам Форбс с ласковой улыбкой. — Но вот и наш чай, сначала освежимся, а потом я расскажу вам все по порядку, вы увидите, это нечто. У меня информация из первых рук. Источник — мой кузен Роберт Хаксли, советник в Лиге Наций, близкий друг сэра Джона Чейни, которого вы, конечно, знаете. — (Поскольку мадам де Сабран его не знала, она сделала непроницаемое лицо.) — Боб приехал вчера вечером вместе с моим мужем, он проведет несколько дней с нами, он такой прелестный молодой человек, я вам его с удовольствием представлю. Да, эту парочку нужно обходить за милю.

Он вытер пот со лба. Сегодня утром, в теннисных шортах, такая довольная, готовая к встрече с Форбсами. Во что он ее втравил? Мадам Форбс поставила пустую чашку, воспитанно вздохнула, сказала, что нет напитка, утоляющего жажду так, как чай, устроилась поудобнее на диванчике, довольно улыбнулась и начала свой рассказ, горя убеждением, что делает доброе дело.

— Бежать, как от чумы, дорогая мадам, — повторила она, сгорая от желания сказать «дорогая подруга», но сочла более благоразумным подождать до завтра, до теннисной партии. — Эта пара — не в браке. Не в браке, — повторила она. — Мой кузен мне все объяснил. Эта женщина — жена одного из его коллег по Лиге Наций. Все открылось очень быстро, бедный муж совершил попытку самоубийства в тот же день, когда они сбежали. Как подумаю, что у нее хватило наглости сказать мне, что она жена этого типа — при живом-то муже в Женеве!

— Я удивляюсь, что здесь это терпят, — заметила мадам де Сабран.

— Тем более что они обязаны были записаться под их настоящими именами, ведь надо было предъявлять паспорта. Я поинтересуюсь в справочном бюро отеля. Но это еще не все, я скажу больше. Представьте себе, у этого типа была очень высокая должность в Лиге Наций. Нужно отметить при этом, что он еврей.

— Ой, и не говорите! — воскликнула мадам де Сабран. — Эта порода везде пролезет. Есть даже двое таких на набережной Орсэ. Мы живем в странную эпоху, знаете ли.

— Очень высокая должность, вот в чем дело.

— Мафия, — сказала мадам де Сабран убежденным тоном. — Право слово, лучше Гитлер, чем Блюм. Как минимум канцлер — энергичный и организованный человек, прирожденный руководитель. Да, я слушаю вас дальше, мадам.

— Ну вот, я поинтересовалась у моего кузена Боба Хаксли, которого очень любит сэр Джон. Три или четыре месяца назад этот человек подал в отставку — или, вернее, вынужден был подать, что вполне естественно, поскольку его поведение, как у нас говорится, disgraceful. [20] Постыдно, позорно (англ).

— Бесстыдное поведение, — сказала мадам де Сабран, с наслаждением сглотнув слюну. — Это можно было ожидать, принимая во внимание его происхождение. Так что же он такого сделал?

— К сожалению. Боб не объяснил мне в подробностях. Он обычно все знает, ведь он очень близок с сэром Джоном и леди Чейни. Но дело держится в секрете. Кажется, только несколько очень высокопоставленных персон в курсе. Этот тип совершил нечто столь серьезное и столь бесчестное, — (мадам де Сабран кивнула головой), — что скандал замяли, чтобы не скомпрометировать Лигу Наций. Все, что известно, — что его выгнали.

— Скатертью дорожка, — сказала мадам де Сабран. — Вероятно, предательство. От соплеменника Дрейфуса всего можно ожидать. Ах, бедный полковник Генри!

— Итак, он был с позором изгнан. — (Мадам де Сабран опять кивнула.) — И тогда он спешно вернулся в Женеву, откуда и бежал со своей сообщницей. Он больше никто. A nobody. Ах, когда я думаю, что эта потаскуха имела наглость пригласить меня вчера на партию в теннис! Поскольку она настаивала, я, послушавшись лишь зова сердца, почти согласилась, полагая, что имею дело с приличными людьми, нашего круга, честными, которым нечего скрывать. Конечно, как только Боб Хаксли все нам разъяснил, мы порвали с ними все отношения. Мой муж позвонил сегодня утром этому человеку и сказал, что я заболела. Что вы хотите, он так добр, такой уж у него характер. Не просто же так виконтесса де Лейтон называет его «гениальный консул» вместо «генеральный». Дорогая наша Патрисия, такая остроумная, с легкой лукавинкой!

— Я полагаю, что доброта не должна исключать твердости, — отчеканила мадам де Сабран. — На месте вашего мужа я бы расставила все точки над i.

— Надо сказать, что по его тону все и так было понятно.

— Отлично, — сказала мадам де Сабран.

Две почтенные дамы, жирная и сухая, продолжали обсуждать восхитительную тему, высасывая сладкий сок осуждения и изгнания чужака из стаи, сознавая, к тому же, собственную непогрешимость и безупречность. Иногда, объединенные своей правотой, они улыбались друг другу. Так приятно дружить против общего врага.

А он тем временем вспомнил ее невинное, оживленное лицо, когда она пришла к нему и рассказала о приглашении милейшей мадам Форбс. К ней вернулась радость, интерес к жизни. Она громко постучала в дверь, влетела, как вихрь, уверенная в себе, ее расстройства как не бывало. И сразу вслед за этим — глубокий поцелуй, первый раз за несколько недель. И такая в ней проснулась внезапная любовь к теннису и симпатия к этой ужасной рыжей. И быстро так помчалась в Канны покупать костюм для тенниса. Она привезла сразу два, бедняжка, серьезный, с шортами, и фривольный, с юбкой, и тут же перед ним оба примерила. Она так развеселилась, что стала изображать круглолицую куколку, прыгать, хлопать в ладоши и пищать, что хочет «крайслер». И этой ночью она была пылкой, как тогда, в Женеве. О, сила общества. Этим утром, в теннисном костюмчике, в девять утра, за два часа до встречи, она уже тренировалась, отбивая ракеткой перед зеркалом воображаемые мячики. А потом — телефонный звонок, и мельничное колесо общества начало вращаться.

После очередной понимающей улыбки добродетели, осуждающей порок, мадам де Сабран перешла к новой, не менее приятной теме, а именно благотворительному балу, который она каждый год организует в отеле «Роял», а средства от него идут на помощь бедным в Агае и Сан-Рафаэле, семьям, об ужасающей нищете которых она рассказывала в деталях, смакуя свою доброту и наслаждаясь непричастностью к любым несчастьям.

Да, ее очаровательная подруга в Каннах, где всегда устраивает много приемов, предоставляет ей каждый год список достойных людей, обитающих в этом районе, которых интересует благотворительность. С завтрашнего дня она начинает рассылать приглашения всем благородным людям на Лазурном Берегу, в том числе и ее королевскому высочеству, которая сейчас в Монте-Карло. Развлекаться и при этом творить добро — что может быть лучше? И потом, на этих благотворительных балах иногда можно встретить интересных людей. Но это, конечно, только внешняя сторона, самое главное — сделать доброе дело.