Юрий Григ - Пусть умрёт

Кто сказал, что время нельзя повернуть вспять?! Осмелимся утверждать, что это чистейшей воды заблуждение, если не сказать – злонамеренное вранье! На этом могут настаивать только люди, не подвергающие ни малейшему сомнению постулаты официальной науки. Однако те, кто не смиряется с неизбежной ограниченностью наших знаний об окружающем мире, вполне справедливо могут возразить: а почему бы, собственно, и нет? Почему не предположить, что ничто и никуда безвозвратно не исчезает? Просто события и люди продолжают существовать в труднодоступном для нас измерении, открытие которого еще грядет.

Мы не побоимся присоединиться к разделяющим это мнение и заявить: да, так оно и есть!

И доказательство тому последует незамедлительно. Иначе, скажи, уважаемый читатель, откуда могли бы мы узнать, да к тому же в мельчайших подробностях, что едва к Пронькину…

…Едва к Пронькину, оглушенному ударом так некстати свалившейся на темя балки, вновь вернулось сознание, он обнаружил себя в совершенно незнакомом месте...

Яркое солнце плавилось в ясном, если не считать двух небольших, зависших в вышине, облаков, небе. Одно было светло-золотистым, как копна волос блондинки, а другое, напротив, темным, как у брюнетки. Когда они заслонили дневное светило, их края окантовались сияющей ослепительным блеском оправой.

В сознание Пронькина привел разряд молнии, проскочившей между этими двумя тучками, в самую последнюю очередь похожими на грозовые. Молнию сопроводил легкий вихрь, возникший ниоткуда, взметнувший песок с земли и исчезнувший так же внезапно, как появился.

Когда ветер улегся, Пронькин разглядел рядом с собой Матвея Петровича, перхающего от забившей рот пыли. Его верный помощник сидел на земле, ощупывая огромную шишку, украсившую лоб ровно посередине. В этой симметрии было что-то забавное – шишка казалась некой врожденной материей, присущей ему от рождения, и делала его похожим на инопланетянина из блокбастера «Звездные войны».

Вокруг них, как будто только что оттаявшие после глубокой заморозки, кряхтя и покашливая, копошилась пара десятков порядком потрепанных людей, в которых, спустя секунду, Пронькин с удивлением начал различать знакомые лица: вот генерал Безбо-родько, Нурулло, Апута с Себаи и своими идиотами министрами; вот Поль с Олегом, Стасик с продюсером своим чокнутым... что-то плохо соображается... Только почему-то одежда на всех разодрана в клочья, рожи в ссадинах и синяках, как у Матвея.

В недоумении, смешанном со страхом, жалкие на вид, собравшиеся в кучку оборванные люди жались друг к другу, нервно озираясь по сторонам. Что произошло?.. И что это так гудит?.. В голове… Невозможно сообразить... Ах, да – землетрясение. Ну, конечно... Твою-ю-ю мать! Кажется, это было землетрясение.

Но самое поразительное – исчез куда-то остров... Как в воду канул... Да что там остров – исчез сам океан!

Внезапно гул в голове у Пронькина резко стих – полностью прекратился. Внутри черепа возникла ватная тишина. Он осмотрелся и похолодел. Кто-кто, а уж Марлен Пронькин мог узнать это место даже с завязанными глазами!

Да и как не узнать?! Ведь именно сюда любил он приезжать, бродить здесь, обдумывая свой план... особенно в последние два года. Да, да! Именно из этого источника и его истории черпал он свои идеи. Именно это место вдохновляло его, не давало покоя по ночам.

Нескончаемый гул заполнял всё вокруг – шумел великий амфитеатр! Каким бы фантастичным не было такое предположение, он узнал его. Нет, не серые развалины, перемежающиеся бетонными заплатами, не зияющие черными провалами арки, не торчащие, словно гнилые зубы во рту старика, полуразрушенные стены подземелий на том месте, где некогда была арена, не разноязыкие, увешанные фотоаппаратами и телекамерами туристы на заросших мхом руинах, встретили его здесь.

Во всем своем ослепительном великолепии, презрев неумолимое время, ревел, куда ни кинь взор, словно возведенный только вчера, Колизей.

Барьер из черного гранита, украшенный фризом с горельефами сражений, отгораживал арену от зрителей. Слабый ветерок лениво шевелил кисти перекинутых через перила ковров. Резные мраморные карнизы украшали порталы. А на галерке, высоко над зрителями, бежала по последнему ярусу цепочка арочных ниш, в которых ослепляли глаза алебастровой белизной изваяния богов.

Ошеломленный величественным зрелищем, Пронькин не сразу осознал, что находится в средоточии сражения. Вокруг бушевал бой – полуголые люди с копьями, мечами и щитами насмерть бились друг с другом.

—Матвей... ты что-нибудь понимаешь? – дыхнул в ухо Корунду, на всякий случай шепотом, Пронькин.

—В как-к-ком смысле? – заикаясь от страха, переспросил, втянув голову в плечи, Корунд, впервые в жизни лицезревший нешуточный испуг своего патрона.

—Ты что, идиот?! Посмотри по сторонам!

—Ага... – невпопад агакнул Корунд.

—Твою мать! – снова выругался Пронькин, безнадежно махнув рукой на бесполезного в данном случае Матвея Петровича. – Ни хрена не понимаю!

Понять что-либо действительно было сложно. И Пронькин поступил так, как поступал в жизни всегда – включил логический аппарат.

Начал он с рассуждения о том, что произошло землетрясение – что-что, а это он помнил отлично.

«Потом, что же было потом?.. Нет, не помню. На затылке огромная шишка и ссадины... и у Матвея тоже. Может, оглушило чем-то? Точно – балка! Балку помню… сверху свалилась, а после... что после-то было? Провал в памяти? Это нормально – при сотрясении мозга бывает. Но всё это вокруг?! Что все это значит, твою мать?! Картина получается не совсем ясная. Похоже, они находятся не на острове и, вообще, не в Африке».

Версию с потусторонними силами он, убежденный атеист, отмел тут же. Но с другой стороны, очевидно было и то, что перенестись в Колизей в одно мгновение ока не представлялось возможным даже с помощью самых современных технических средств. А что, если их усыпили и в бессознательном состоянии перевезли сюда? Чушь! Кому и, главное, зачем это понадобилось, скажите на милость? Кстати, Колизей... Да Колизей ли это? Новый, с иголочки? Можно, конечно, предположить, что вокруг – декорации, макет, съемки какого-то фильма, а люди – массовка...

Мысль блуждала по закоулкам сознания в поисках спасительного рационального объяснения, тычась, как слепой котенок, в углы.

Ноги подкосились, и Пронькин в бессилии опустился на песок.

«Может быть всё же сон?» – подумал он, но горячий песок обжег зад, не оставляя шансов на столь простое и естественное объяснение.

Он попробовал применить детский по своей наивности прием (банально, но других идей пока не было): зажмурился и, выбрав место почувствительней, ущипнул себя за внутреннюю сторону ляжки. Стало больно – он даже пожалел, что перестарался. Потом осторожно приоткрыл сначала один, потом второй глаз – видение не исчезало. Напротив, события развивались с потрясающей реалистичностью.