Юрий Григ - Пусть умрёт

На мгновение воцарилась тишина, и эдитор объявил начало битвы Прима Антония с легионами Вителлия, предрешившей некогда у стен Кремоны судьбу ныне правящей династии Флавиев.

Амфитеатр восторженно взревел.

Тем временем из западных ворот, вздымая копытами песок, на арену уже стремительно вылетала турма эквитов, вооруженных хастами и короткими мечами. Из противоположных ворот вытягивались четыре центурии, сформированные из отборных гладиаторов.

Первая сотня, не останавливая бега, цепочкой промчалась вдоль барьера, окружавшего арену, легко взбежала на крепостную стену и рассредоточилась поверху. Оставшиеся, разделившись на две части, расположились у ее подножия. Воины, находящиеся ближе к стене, стали собираться в подобие гигантской черепахи, панцирем которой служили щиты. Их товарищи образовали боевые порядки в арьергарде.

Протрубил рог – черепаха медленно, но неуклонно, двинулась к крепости. Не успел строй приблизиться к подножию стены, как на панцирь градом посыпались дроты и камни, которые, впрочем, отскакивали, не нанося сколь-нибудь заметного ущерба. Если все же кто-либо из воинов падал, прореху в панцире немедленно латал щит товарища.

Когда строй, оставляя на земле десятки убитых и раненых, приблизился вплотную к защитному валу вителлианцев, вновь протрубил рог, и передние ряды разом поднялись во весь рост, воздев щиты к небу. Одновременно те, кто находился сзади, рухнули на колени – огромное животное присело на задние ноги. В этот момент атакующие из арьергарда, испустив боевой клич, бросились вперед и стали запрыгивать на панцирь. Первые несколько десятков воинов, гремя пятками по щитам, молниеносно взбежали по живому мосту, вскакивали друг другу на плечи, стремясь взобраться на стену. Но обороняющиеся не растерялись – вниз покатились огромные валуны. И панцирь не выдержал – поддался, треснув прямо посередине. Самые отчаянные из защитников крепости начали прыгать вниз в образовавшуюся брешь.

Завязался жестокий бой. Все потонуло в воплях раненых и стонах умирающих, воинственных криках, лязге доспехов, звоне и грохоте оружия. Обе стороны несли большие потери, однако защитники крепости дрогнули первыми. Командиров убили в первой атаке, и теперь каждый действовал по своему усмотрению.

Но исход сражения был предрешен – воодушевленные успехом, атакующие могучей волной смяли потерявшего способность противостоять противника, воины которого, стремясь найти спасение в бегстве, в ужасе рассеялись по арене перед беспощадным врагом… И под ликующие крики трибун победители принялись добивать несчастных. Тех немногих, кому удавалось унести ноги от пеших воинов, настигали метко брошенные хасты, вступивших в бой эквитов.

Очень скоро всё было кончено…

Появились служители на лошадях и принялись крючьями стаскивать с арены окровавленные тела погибших; другие засыпали пол свежим песком из бурдюков.

Вскоре от луж крови, еще четверть часа назад напоминавших о произошедшей здесь трагедии, не осталось ни малейшего следа.

Пришел черед Александру из Коринфа по прозвищу Неуязвимый выйти на арену.

С сенаторских мест, где расположились Секунд с Агриппой, был великолепный обзор. Отсюда они могли рассмотреть мельчайшие детали вооружения. Но отнюдь не это привлекло внимание начальника преторианской гвардии.

Едва завидев гладиаторов, он не удержался от возгласа изумления:

– Что я вижу, Агриппа! Уж не изменяет ли мне зрение?! Твой гладиатор вызывает на бой троих?!

– Твои глаза в полном порядке, любезный Секунд. Именно так – один против троих, – самодовольно улыбаясь и не отрывая глаз от происходящего на арене, подтвердил догадку своего друга молодой человек.

– Но скажи, как такое может быть возможным? Насколько я помню, подобное случалось всего несколько раз за всю историю. Вспоминается – лишь знаменитому бунтовщику из школы Лентула Батиата удавалось драться сразу с несколькими противниками. Уж не подкупил ли ты их хозяина?

– Ни в коем случае! Я вообще не одобряю договорных боев… Однако ты можешь спокойно ставить на моего гладиатора. Он победит, не сомневайся, – уверил Агриппа.

– Ну что ж, рискну и послушаюсь твоего совета. Но знай – вовсе не тревога о возможном проигрыше руководит мной. Подумай о нашем предприятии, Агриппа. А что, если твой воин будет убит или ранен?

– Он победит, – упрямо повторил Агриппа.

Между тем, бой начался. Против Неуязвимого выступали трое гладиаторов: мурмиллон, гопломах великанского роста и вооруженный сетью и трезубцем ретиарий. Они начали с того, что попытались использовать численное преимущество – окружить неприятеля, пребывавшего в единственном числе.

Но тщетно! Каждый раз тот каким-то чудом ускользал из ловушки. Передвигался он заметно проворней своих противников.

Тактическая борьба с редкими выпадами, впрочем, иногда достигающими цели, продолжалась довольно долго, пока воины изрядно не подустали. Тела их были уже покрыты неглубокими ранами и царапинами, но никто из них так и не смог нанести решающего удара.

Кровь на голых торсах возбуждала зрителей – бушевал Великий амфитеатр. И тем более странными казались Секунд и Агриппа, наблюдавшие за необычным боем молча.

Наконец, первый продолжил прерванный разговор.

– И что же заставляет тебя быть столь уверенным в победе этого мальчика? – спросил он, не сводя глаз с арены.

– Я хорошо знаю его. Он настолько стремителен, что никто не в состоянии нанести ему поражение. Посмотри, на его теле всего лишь пара царапин... Не-ет, – Агриппа отрицательно покачал головой, – чтобы одолеть его, нужно, как минимум, вдвое больше противников. Да и... ни всякий ланиста не осмелится выпустить один на один с ним своего гладиатора. Игра потеряет смысл – все будут ставить только на него! – он понизил голос и прошептал Секунду в ухо: – Не забывай, именно поэтому я предложил использовать его...

– Но ведь случается и непредвиденное...

И в этот момент Неуязвимый молниеносным выпадом ранил в грудь мурмиллона, неосторожно приблизившегося к нему. Поверженный воин упал на песок.

– Кровь! Кровь! – заволновались зрители.

В амфитеатре, как в огромном котле, стоящем на огне, кипели страсти.

– Iugula! Iugula! [11] Iigula! – Пусть умрет!, букв. – Добей! (лат.).

Но гладиатор оставил смертельно раненного, истекающего кровью мурмиллона на желтом песке. Накал боя все возрастал – двое оставшихся преследовали его, и у него не было времени на исполнение воли зрителей.

Агриппа повернулся к Секунду; было заметно, что он взволнован, хотя старался не подавать виду:

– Извини... Конечно, ты прав, непредвиденное иногда случается. Но именно это я и имел в виду – только случай может помешать его победе. Но... будем надеяться, боги будут на нашей стороне и не дадут такому произойти.