Юрий Григ - Пусть умрёт

– Сойдет и доморощенная...

– Вот лично я много думал и пришел к выводу, что человеческая жестокость... ну жажда крови и всё такое... это... как бы поскладнее сказать-то... проистекает из атавистического охотничьего инстинкта и инстинкта первенства. Когда мы были еще животными... Ну, не конкретно мы с тобой, а люди. Понимаешь?

– Понимаю, понимаю, не глупей тебя. Давай дальше.

– Нет, лучше ответь: что делает самец, утверждая свое главенство в стае? Читаю по глазам ход твоих мыслей... Правильно – рвет на куски соперника.

– Алик, ты в курсе, что люди давным-давно спустились с деревьев.

– Не все, Алёна, не все... Только некоторые. А большинство всё еще в основном там, – он ввинтил палец в потолок, – на деревьях. Они просто внешне выглядят людьми... И вот им-то время от времени просто позарез необходимо испытывать чувства, которые испытывает горилла, откусывая ухо сопернику.

– Что? У кого-то и сейчас есть потребность самоутверждаться таким способом?

– Ты уже большая девочка, Алёна, – не отвечая на вопрос, продолжил свою мысль Максимов, – и наверняка для тебя не секрет, что секс раньше был необходим для продолжения рода. Так ведь? Выполнял вполне утилитарную функцию в соответствии с законом выживания вида. Да? А сейчас? Ты занимаешься сексом в основном для чего?

– Дурак!

– А вот этот аргумент не принадлежит к разряду дозволенных в научном споре, поэтому я его просто-напросто проигнорирую. Так для чего люди занимаются сексом в наше просвещенное время? Можешь не отвечать, вижу – понимаешь! В твоих глазах отражается совершенно правильный ответ – для удовольствия! По-медицински – для вырабатывания порции эндорфинов или еще какой-то там хрени, делающей человека счастливым. Абсолютно то же самое и с… Как ты их назвала?.. Вот! С человечишками… Получение удовольствия посредством эксплуатации древних инстинктов, дремлющих и в любом человеке и дельфине.

– Причем тут дельфин? – удивилась Алёна.

– Я прочитал, что дельфин – единственное животное – кроме хомо сапиенс, конечно, – которое занимается сексом ради удовольствия.

– Причем тут секс, Алик? Ты так и не ответил на первый вопрос.

– Ответишь сама.

– Спасибо, попробую. А ты что-то предпримешь? Серьезно, Алик?

Максимов задумался.

– А если серьезно, то... Так говоришь, он был депутатом, твой олигарх, – полувопросительно пробормотал он себе под нос и, не дожидаясь ответа, довершил: – Что ж, пора встретиться с этим экс-депутатом. Что-то не нравятся мне его экс, черт подери, депутатские игры!

– Толи депутатом, толи губернатором – точно не знаю. А ты уверен, что он тоже грызет ногти от нетерпения повидаться с тобой?

– Не уверен. Но как поется в одной песенке: don't worry, be happy, я найду способ встретиться с ним. Думаю, ты права – он, вероятней всего, со мной встречаться не жаждет. Но можешь не сомневаться – в крайнем случае он подсунет мне одного из своих бульдогов.

– Ну-ну, дерзай! Бог в помощь, – сказала Алёна. – И о чем же ты собираешься с ним побеседовать? О том, как он устраивает театральные представления с летальным исходом?

– Найдем о чем. Тем вырисовывается много. Знаешь «золотое правило журналистики»?

– Это какое еще?

– Всегда начинай разговор с темы, интересующей интервьюируемого, тогда есть шанс закончить его на тему интересующую интервьюирующего.

– Твое правило нормальный человек едва ли сможет выговорить. Сам придумал?

– Ну и что? Если сам придумал, так оно не может быть золотым?

– Может, может, Алик. Ты слиток золота. Пора спать...

Она склонилась к Максимову и нежно взъерошила ему волосы.

Марлен Марленович поморщился и отстранил от уха телефон, исторгающий поток истеричных криков. Некоторое время подержал его, сохраняя безопасную дистанцию и всем своим видом демонстрируя раздражение или даже брезгливость, как будто опасался, что до него могут долететь капельки слюны собеседника с другого конца радиолуча. Когда поток пошел на убыль, поднес трубку к уху и спокойно произнес:

- Ты мог бы потише, Матвей? Объясни толком, что случилось. Я понял только то, что кто-то пронюхал что-то. Что именно и кто?

- Я же тебе говорю, Марлен! – все еще плохо владея собой, взвизгнул Матвей Петрович. – Позвонил газетчик...

- От-ста-вить панику! Чч-то тт-ты, как беременная баба! – по-военному расставляя слоги, гаркнул Пронькин. – Докладывай, по порядку, без истерики! В чем дело?

Чувствовался, чувствовался металл в голосе Марлена Марленовича. Умел он командовать – что есть того не отнять. Отчеканивал каждый слог. Хоть в армии и не довелось служить, зато на партийной работе - чем тебе не армия! - зубы съел.

- Я же говорю, – немного успокоившись, сделал вторую попытку Матвей Петрович, – позвонил, представился журналистом, Максимовым. Александр Филиппович, кажется...

- Кажется... – проворчал Пронькин, – ты навел справки, что за фрукт этот Максимов?

- Пока нет, – прибитым голосом пролепетал Матвей Петрович.

- Так наведи!

- Слушаюсь! – попытался подстроиться под босса Матвей Петрович, но стальным у него получился только первый слог.

- Полегче, полегче надо с людьми. Ты не в армии. Расслабься. Толком можешь объяснить – чего хотел твой газетчик?

- Сказал – пишет статью про хобби выдающихся политиков, бизнесменов.

- Так и сказал – выдающихся?

- Да, так и сказал...

- Не нравится мне это, Матвей. К чему бы такая неприкрытая лесть? – обнаружил завидную проницательность Пронькин.

- Вот и мне тоже показалось странным...

- Продолжай, что дальше?

- Дальше... Ну, дальше, говорит, в Интернете… чтоб он сдох от короткого замыкания! – обругал Матвей Петрович «изобретение века», обнаруживая, впрочем, зачатки остроумия, – Наткнулся, говорит, на сообщение о выставке оружия в Твери в прошлом году… Ты помнишь, выставлялись? Раскопал-таки, подлец! Ну и...

- Ну и что?

- С тобой хочет встретиться, вот что! Осмотреть коллекцию, вопросы позадавать. Сам понимаешь, что им надо, журналистам, – переходя на сварливый старушечий тон, проворчал Матвей Петрович: – Подозрительно! Почему именно сейчас?!

- Почему, почему, – передразнил его Пронькин, а потом задумался, – мне вот тоже хотелось бы знать, почему? А, Матвей? Что молчишь?

- Нельзя его принимать, Марлен! – прошипела телефонная трубка голосом Матвея Петровича так зловеще, что Пронькин вздрогнул, словно его ударила в ухо змея. – Ни в коем случае нельзя! Лучше б его, к чертям собачьим, вообще не было!

- Растешь, Матвей, не по дням, а по часам, – удивился проявлению неприкрытой кровожадности своего помощника Пронькин. – Твое предложение насчет «вообще не было» на данный момент не принимается. Рано... Как раз наоборот! Встретимся... И встретишь его ты!