Виктор Пелевин - Священная книга оборотня

Действительно, в пророчестве о сверхоборотне говорится, что он появится в городе, где будет восстановлен храм, от которого не осталось камня на камне. Но предсказанию около двух тысяч лет, а тогда в ходу были уподобления и аллегории, и все важное высказывалось только иносказательно. Пророчество составлено на языке внутренней алхимии – „город“ означает душу, а „разрушенный и восстановленный храм“ означает сердце, которое попало под власть зла, а потом вернулось к добру. Пожалуйста, не ищи в этих словах никакого другого смысла.

Решусь сделать одно предположение – только, пожалуйста, не обижайся. Ты уже долго живешь на Западе, и христианская мифологема незаметно дала росток в твоем уме. Подумай сама: ты ждешь, что придет некий сверхоборотень, искупит лисьи грехи и сделает наши души чистыми, как в самом начале времен. Послушай. К нам, оборотням, никогда не придет мессия. Но каждый из нас может изменить себя, выйдя за собственные пределы. В этом и смысл выражения „сверх оборотень“ – тот, кто вышел за свои границы, превзошел себя. Сверхоборотень приходит не с Востока и не с Запада, он появляется изнутри. Это и есть искупление. А путь, который ведет к нему, только один. Да, те самые прописи, от которых тебя тошнит:

1) милосердие;

2) непричинение зла слабым этого мира, животным и людям – хотя бы тогда, когда можно этого избежать;

3) самое главное, стремление понять свою природу.

Если сказать совсем коротко, словами Ницше (чуть приспособленными к нашему случаю), то секрет прост – преодолей звериное! В том, что человеческое ты уже преодолела, сомнений у меня нет :)))

Вспомни уроки медитации, которые ты брала у учителя с Желтой Горы. Поверь, за тысячу с лишним лет, которые прошли с тех времен, не придумали ничего лучше. Атомная бомба, одеколон Гуччи, презерватив с ребристой насечкой, новости CNN, полеты на Марс – все эти пестрые чудеса даже не коснулись тех весов, на которых взвешивается суть мира. Поэтому вернись к практике, и всего через сотню-другую лет тебе не нужен будет никакой сверхоборотень. Если я утомила тебя, извини – но я искренне думала о твоем благе, когда писала эти строки.

Теперь о главном. Дела у меня в последние годы идут неважно. Раньше основной заработок давал один финансист-педофил, который был уверен, что ходит под статьей. Школьный ранец, дневник с тройками – ты понимаешь. Он был сентиментален – ждал встречи, трясся при звуке сирены. Противный, да. Зато я ходила на работу только раз в месяц. А потом его разбил паралич, и мне пришлось искать новые варианты. Больше года основной точкой у меня была гостиница „Националь“. Но там возникли серьезные сложности, когда один клиент соскочил с хвоста. А теперь проблемы обступили со всех сторон. Не уверена, что ты сможешь понять их – слишком сильна русская специфика. Но они очень-очень серьезные.

Догадываюсь, что тебе не до чужих бед. Но все же хочу попросить твоего совета и, возможно, участия. Не перебраться ли мне в Англию? Я уверена, что уживусь среди англичан – них немало повидала в „Национале“, и они кажутся мне вполне приличным народом. Фунты мне дают часто, так что культурного шока со мной не случится. Напиши поскорее, нет ли в Лондоне спокойного места для А Хули?

Люблю и помню,

твоя А».

Как только я послала письмо, зазвонил мобильный. Номер не определился, и мое сердце екнуло в груди. Я догадалась, кто это, еще до того, как услышала голос в трубке.

– Здравствуй, – сказал Александр. – Ты сказала «три дня», но это слишком долго. Могу я увидеть тебя завтра? Хотя бы на пять минут?

– Можешь, – сказала я прежде, чем успела подумать.

– Тогда я пришлю Михалыча. Он позвонит. Целую.

Дверь лифта открылась, и мы с Михалычем вошли в пентхаус. Александр в своей генеральской форме сидел в кресле и смотрел телевизор. Он повернулся к нам, но заговорил не со мной.

– Что, Михалыч, опять ваши обосрались? – спросил он весело и кивнул на длинную жидкокристаллическую панель, показывавшую сразу два канала – по одной половине экрана бегали белые и красные футболисты, а на другой что-то бубнил в темно-фиолетовую бороду похожий на Карабаса Аслан Удоев с пластырем на лбу.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант, – ответил Михалыч смущенно. – Как есть обосрались всем отделом.

– Не выражайся при девушке.

– Так точно.

– А что случилось?

– Да непонятно. Непредвиденные помехи. Кажется, сигнал точного времени наложился.

– Ну как обычно, – сказал Александр. – Как какая хуйня случается, все на технический отдел валят.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант.

– Не жалко исполнителя?

Михалыч махнул рукой.

– Таких шекспироведов у нас до хрена, товарищ генерал-лейтенант. Шекспиров чего-то не видать.

– Я же тебе ясно сказал, Михалыч, – не ругайся.

Михалыч покосился на меня.

– Так точно. Подготовить справку?

– Не надо справку. Не мое это дело, пусть те, кто затевал, расхлебывают. Я бумаг не люблю. На бумаге оно всегда хорошо выходит, а в жизни, – Александр кивнул на экран, – сам видишь.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант.

– Можешь идти.

Дождавшись, пока за Михалычем закроется дверь, Александр встал из кресла и подошел ко мне. Я догадалась, что он не хотел проявлять чувств при подчиненном, но все равно притворилась обиженной и, когда он коснулся рукой моего плеча, отстранилась.

– Мог бы сначала со мной поздороваться. А потом уже с этим хреном про футбол трепаться. И вообще, выключи телевизор!

На экране уже не было Удоева – вместо него там появился продвинутый молодой человек с самокатом-трайком. Он задорно закричал:

– Сегодня зажигаем вместе с молодежной командой «Мальборо»!

И тут же погас.

– Извини, – сказал Александр, кидая пульт обратно на журнальный столик. – Здравствуй.

– И потом, что у тебя за язык. Как у пьяного слесаря.

– У меня? – спросил он и показал мне язык. – У пьяного слесаря такой?

Я улыбнулась. Несколько секунд мы молча глядели друг на друга.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Уже лучше, спасибо.

– А что у тебя за корзинка в руках?

– Это я тебе принесла, – сказала я застенчиво.

– Ну-ка дай…

Взяв корзинку из моих рук, он разорвал упаковку.

– Пирожки? – спросил он, с недоумением поднимая на меня глаза. – Почему пирожки? Зачем?

Я отвела взгляд.

Его лицо медленно прояснилось.

– Подожди… А я думаю, почему на тебе этот красный капюшон? А-ха-ха-ха!

Залившись счастливым смехом, он обхватил меня руками и усадил рядом с собой на диван. Это движение получилось у него очень естественным, и я не успела оттолкнуть его, хотя собиралась немного поломаться. Впрочем, не уверена, что мне сильно хотелось.