Николай Дежнев - Дорога на Мачу-Пикчу

Дядюшка Кро понял мое молчание по своему:

— Если не того сожрал, извини! Хочешь, я еще разок сплаваю, только дай время гада переварить?..

Я его успокоил:

— Все правильно, сожрал кого надо! Гнида он был, полковник Гайденко, каких свет не видывал. Всей стране от этого легче стало…

— А мне?.. — поднял брови дядюшка Кро, — обо мне ты не подумал? Какой удар я нанес по собственной печени, в нем одного жира пуд с гаком! А поджелудочная железа?.. Да, кстати, ты не в курсе, у крокодилов она имеется?..

Я утвердительно кивнул. Черт его знает, есть у дядюшка Кро эта железа или ее нет, а сознание того, что он рисковал ради друга жизнью, будет его согревать! Любовь и дружба по определению подразумевают жертвенность, из-за них люди идут на смертельный риск. Правда, если дружба этого точно стоит, то в случае любви возможны варианты. Среди моих знакомых попадались такие, кто предпочел бы погибнуть, не обязательно геройски, главное сразу…

— На следующий день, — продолжал дядюшка Кро, — во всех газетах появилась заметка о том, что в Подмосковье завелись крокодилы и уже есть первые жертвы… — покосился на меня и, убавив в голосе энтузиазма, поучительно изрек: — Судьбу-то, Глебаня, видно не обманешь! Беседовал я как-то с одним китайцем, Конфуцием звали, так он утверждал, что, как ни крути, а все написанное на роду человек получит сполна…

Дядюшка Кро умолк на полуслове и невесело подытожил:

— Слышь, Дорофейло, а дела-то наши не то, чтобы очень!..

Аналитических способностей для такого заключения не требовалось. И без его вздохов было ясно, что передо мной черта, сопротивление за которой теряет всякий смысл. Я не герой, чтобы продолжать борьбу, черпая силы в собственном героизме, и не полный идиот, чье упорство происходит от недомыслия. Я обычный человек, а значит надо иметь мужество реально оценить ситуацию.

От мелкого черного песка исходил обволакивающий тело жар, сознание дрожало, как свеча на ветру. Притомившийся от подвигов крокодил дремал. Я откинулся на спину и заложил руки за голову. Надежда умирает последней, но вся штука в том, что и она не живет вечно! Никто толком не знает, что там, за порогом, так стоит ли раньше времени переживать? Данте сказал, адские мучения всего лишь выдумка фанатичных психопатов, а уж ему-то можно верить. Сейчас еще немного полежу, потом встану и одолею те несколько метров, что отделяет меня от преисподней. Бесшумно, на цыпочках. Не хочется будить старину Кро и обсуждать с ним очередные, обреченные на неудачу прожекты. Все кончено, это не прощальный стон, это факт моей биографии!.. Сейчас… сейчас… только напоследок вволю надышусь…

Голос звучал очень тихо, звучал во мне, заполняя собой все дрожащее от страха естество. Слова едва угадывались, но угадывать их нужды не было, они немедленно становились частью меня самого:

Кто находится между живыми,

Тому есть еще надежда!

Иди, ешь с весельем хлеб твой,

И пей в радости сердца вино твое,

Когда Бог благоволит к делам твоим…

Жажда жизни! Что мы знаем о ней? Откуда она берется? Я чувствовал, как во мне просыпается нечто первобытное, что дремлет в каждом под тонким покровом камуфляжа культуры. Бороться за жизнь и победить, любой ценой превозмочь обстоятельства — в этом предназначение человека. Словно подброшенный пружиной, я оказался на ногах. Взглядом загнанного волка осмотрелся по сторонам.

Разбуженный шумом дядюшка Кро смотрел на меня во все глаза. Судя по их выражению, вид мой был ужасен. Злость смертельно раненого зверя пылала пожаром. Подскочив к Церберу, я начал его трясти, не в силах контролировать себя, пнул в бок ногой:

— Вставай!

Трехглавый пес вскочил, будто ошпаренный, и забормотал:

— Я не сплю, я бдю, я на посту!

Узнав меня, сердито заворчал:

Что за напасть, не дают мне, собаке, покоя!

Чё тебе надо? Скажи и вали в преисподню!

Я уже шел на него грудью, я готов был свернуть все три его шеи. Псина попятилась и села по щенячьи на задние ноги. Я точно знал, что мне нужно:

— Ну-ка повтори, что ты бормотал о тумане, который стелется над землей!

Цербер усиленно хлопал глазами. Поднял к тусклому небу морды и, поглядывая на меня с опаской, хором продекламировал:

В прошлом туман покрывал не одну только Лету

Маревом желтым сказаний пропитан был воздух

Не было грани меж жизнью людей и легендой

Там без труда может смертный выйти на берег…

Во взгляде дядюшки Кро сквозил откровенный ужас. Его глаза вылезли из орбит и округлились:

— Ты что, Дорофейло, с дуба свалился! Это же Цербер, страшный и ужасный! А ты его ногой под ребра…

Не обращая внимания на поскуливание собаки, я вернулся к аллигатору. Крокодил продолжал переживать:

— Ты хоть знаешь, что натворил? Да он сейчас…

— Сам рассказывал об архетипе брутальности, — оборвал я его причитания, — чего теперь глазками лупать! Скажи лучше, скажи честно — это правда, что в далеком прошлом человек может отойти от берега Леты и углубиться в мир людей?..

Поскольку аллигатор тут же принялся притворно зевать, я повернул к себе руками его голову и повторил вопрос:

— Ты понял, что я сказал?

— Понял, не дурак! — буркнул дядюшка Кро недовольно и состроил кислую гримасу, после чего глубоко и обреченно вздохнул: — Только имей в виду, Дорофейло, ходить по суше я не мастак, быстро устаю, да и место в желудке пока занято полковником… — последовал еще один вздох, тяжелее прежнего. — Но учти, на этот раз имя жертвы назовешь сам, хватит с меня моральных мучений!..

Бывают в жизни моменты, когда человеку даже с железной выдержкой трудно сдержать эмоции. Пододвинувшись к аллигатору, я обнял чудище за шею и прижался к его броне щекой. Ощущение было такое, будто ласкаешь танк Т-80.

— Спасибо, Кро, ты настоящий друг! Теперь моя очередь действовать…

Взгляд крокодила увлажнился:

— А то смотри, я готов!.. Цербер правду говорит, в седой древности мир человека был полон мистики, а реальность на каждом шагу переплеталась с преданиями. В этом смысле скрывавший Лету туман стелился над всей землей. Прошли тысячилетия, прежде чем люди напридумывали всякой зауми и разделили действительность на грубую материю и тонкие сферы. В те далекие времена мир был един… — он немного помялся, но, конфузясь, все таки, выговорил: — Слышь, Дорофейло! Не надо Цербера ногой, а!.. Пес не виноват, работа у него конечно собачья, только он ее не выбирал…

Мне стало стыдно и я поспешил сменить тему:

— Ну а сам в начале времен ты бывал?

— Спрашиваешь! — хмыкнул крокодил заносчиво, — и не раз! За истекшую вечность я тут все страны и эпохи облазил. Ты-то что в этих пыльных веках потерял? Историки и прочие безответственные писаки их опоэтизировали, а на самом деле там, кроме вычурных красот природы, хорошего мало. Люди живут в точности такие же, как сегодня, дела их неприглядны, чувства низменны, желания убоги…