Кристофер Мур - Ящер страсти из бухты грусти

Не успев сдержаться, он резко дал по тормозам и одновременно вывернул руль влево. Шины вгрызлись в пастбище, «эльдорадо» встал на два колеса и опрокинулся. Время вовсе не замедлилось, события не спрессовались в одно, как это часто бывает при авариях. У шерифа перед глазами просто вспыхнули свет и тьма, он почувствовал, как его тело швыряет по всему «кадиллаку», потом хрястнул металл и дзынькнуло стекло. Потом наступила тишина.

Он лежал на потолке перевернутого «эльдорадо», весь запорошенный крошкой предохранительного стекла, и наощупь пытался понять, не сломал ли себе конечности. Казалось, все в норме: ноги он чувствует, дышать не больно. Но кабину наполнял запах бензина. Этого напоминания хватило, чтобы он начал шевелиться.

Бёртон схватил портфель с комплектом для побега и протиснулся в разбитое заднее окно. «Эльдорадо» наполовину врезался, наполовину наехал на передок белого «субурбана». Шериф встал с четверенек и подбежал к фургону. Закрыто. Шеридан, мудак, конечно не забыл дверцу запереть, подумал он. Людей в наручниках в клетке фургона он не заметил.

«Мерседес» оставался последним шансом. Шериф подбежал и дернул на себя дверцу со стороны водителя. Ключи — в зажигании. Бёртон уселся и перевел дух. Нужно успокоиться. Больше никаких ошибок, сказал он себе. Он завел двигатель и обернулся, чтобы аккуратно съехать задним ходом со склона, и тут на него бросился пес.

— Хорошая была гитара, — сказал Сомик. Он обхватил Эстелль руками, и та спрятала лицо у него на груди, когда чудовище напало на Уинстона Краусса.

— Я и думать не думала, — сказала Эстелль. — Даже представить себе не могла, что он так поступит.

Сомик погладил ее по голове:

— И машина неплохая. Никогда не ломалась.

Эстелль отстранилась от Сомика и посмотрела ему в глаза:

— Ты ведь знал, правда?

— Я одно знал — парнишке хочется поближе к этому морскому страшилищу. Вот он и подлез поближе. А если ты не заметила — он был счастлив, когда это случилось.

— И что теперь?

— Я так полагаю, теперь нам нужно доставить тебя домой, девочка. У тебя из этого кой-какие картинки могут получиться.

— Домой? А ты со мной пойдешь?

— Раз машины у меня нет, то и ехать мне некуда. Пойду, видать.

— И останешься? И не боишься блюз потерять и впасть в довольство?

Сомик ухмыльнулся, и на утреннем солнышке во рту у него блестнул золотой зуб с выгравированной восьмой нотой.

— Дракон сожрал мою машину, гитару и усилок — девочка, да у меня блюза́ столько, что на мой век хватит. Я так думаю — напишу-ка я себе кой-каких новых песенок, пока ты свои картинки рисовать будешь.

— А мне бы хотелось, — произнесла Эстелль. — Мне бы хотелось нарисовать блюз.

— Если только ушей себе резать не станешь, как старина Винсент. Для мужика одноухая женщина напрочь непривлекательна.

Эстелль крепче прижалась к нему.

— Я очень постараюсь.

— Ну, конечно, знавал я одну как-то — под Мемфисом жила, у ней только одна нога была. Ее так и звали — Одноногая Сэлли…

— Я не хочу этого слышать.

— А что ты хочешь слышать?

— Я хочу слышать, как за нами закрывается дверь, как в печке потрескивает пламя, как свистит чайник на огне, а мой любимый подбирает на гитаре «Пешеходный Блюз».

— Это просто, — сказал Сомик.

— Я так и думала, что тебе понравится, — ответила она, взяла его за паучью руку и повела вверх по склону искать, кто бы подбросил их до дому.

Тео никогда в жизни не был настолько ошеломлен. Он чувствовал, что все треволнения и опасности позади, но казалось, что над ним по-прежнему нависает тварь, такая же жуткая, как и та, что минуту назад погрузилась в пучину. Он не знал, есть ли у него работа. Непонятно даже, остался ли у него дом, поскольку хижина входила в жалованье констебля. Он не мог больше радоваться коллекции трубок, не мог больше заползти в свой триумфальный садик. Тео был в смятении и ужасе от случившегося, и не чувствовал ни грана облегчения от того, что все закончилось. Тео стоял на берегу, в десяти футах от него волны омывали Молли Мичон, и он не имел ни малейшего представления, что уготовила ему жизнь напоследок.

— Эй, — окликнул ее он. — Все в порядке?

Не оборачиваясь, Молли кивнула. О ее колени разбивались волны, пена и водоросли облепили ее до самого пояса, но она стояла неподвижно и смотрела в море.

— И дальше все в порядке будет?

— Со мной ничего не в порядке уже много лет. Кого хочешь спроси, — по-прежнему не поворачиваясь, ответила она.

— У всех свое мнение. Мне кажется, с тобой все в порядке.

Вот теперь она через плечо взглянула на него. Ее волосы спутало ветром, а на щеках остались дорожки слез.

— Правда?

— Я твой горячий поклонник.

— Ты же ни разу не слыхал о моих фильмах, пока ко мне в трейлер не зашел, ведь так?

— Так. Но я все равно твой горячий поклонник.

Молли повернулась и зашагала по воде к нему. На ее лице заиграла улыбка. В ней сквозило слишком много прошлого, но все равно получалась улыбка.

— Закадровый голос говорит, что у тебя хорошо получилось, — сказала она.

— Закадровый голос? — Тео поймал себя на том, что и он улыбается, хотя плакать хотелось так, как он не плакал с тех пор, как умер отец, — но все равно получалась улыбка.

— Ага. Это такой голос, который я слышу, когда слишком долго не принимаю таблетки. Он, конечно, мудак, но рассудительности у него больше, чем у меня.

Она уже стояла перед Тео — смотрела ему в лицо, уперев одну руку в бок, и вызывающе улыбалась, точно настоящая кинозвезда. Сейчас она больше походила на Малютку-Воительницу Кендру, чем на своих афишах: над левой грудью отчетливо багровел пятидюймовый шрам, все тело в морской соли и копоти, а в глазах — неоднократно раздолбанное ядерными бомбами будущее. У Тео перехватило дыхание.

— Как ты считаешь — мы втроем можем как-нибудь сходить поужинать?

— Только не забывай — я еще не оправилась от потерянной любви.

У Тео упало сердце.

— Я понимаю.

Молли обогнула его и стала карабкаться по склону. Констебль двинулся следом — только сейчас он начал понимать, каково было паломникам входить в пещеру к Морскому Ящеру.

— Я не сказала «нет», — произнесла Молли. — Мне просто показалось, что ты должен знать. Закадровый голос не советует обсуждать за ужином моего бывшего возлюбленного.

Сердце Тео воспарило к небесам:

— Мне кажется, сейчас многие будут обсуждать твоего бывшего возлюбленного.

— И тебя не пугает?

— Пугает. Но не он.

— Закадровый голос говорит, что это плохая мысль. Говорит, что из нас с тобой вместе получится один отличный лишенец.

— Какой он в самом деле мудак.