Майк Рипли - Город Ангела

— Разворачивайся, — свистящим шепотом выдохнул Тигра, — и выключи фары.

Я попросил не учить меня, как стоять на атасе, и сказал, что фары не выключу, если только он не против поплавать. Поставив машину носом к дороге, я выключил зажигание. Мы посидели молча несколько минут. Где-то далеко звенела домовая сигнализация — жалобно и потерянно. Обычное дело в таких местах.

Тигра извлек из карманов тренировочного костюма пару резиновых перчаток и начал их натягивать.

— Оставайся здесь, Рой. Покури, уколись, помечтай о грязных удовольствиях. А грязную работу я сам сделаю.

— Клевый расклад.

Он ухмыльнулся и похлопал меня по колену:

— Кажется, ты начинаешь мне нравиться, Ангел.

Спасибо, что предупредил, подумал я.

Минут десять я наблюдал в зеркало заднего вида, как он таскает пластиковые мешки из фургона куда-то в сторону. Куда именно, я не мог разглядеть. В какой-то момент мне послышался всплеск, но не поручусь.

Наконец Тигра с силой захлопнул заднюю дверь и плюхнулся на соседнее сиденье. К нему вернулось его обычное гиперактивное состояние — стаскивая перчатки, он извивался, потом принялся отбивать ими ритм на приборной доске.

— Едем-едем-едем! Деньги на бочку — ночь молода.

— Такая очередность меня устраивает, — кивнул я и протянул руку ладонью кверху.

Тигра удивленно взглянул на целлофановые перчатки на моей руке, пожал плечами, словно говоря: «У каждого свой бзик», и, водрузив правую ногу на приборный щиток, начал развязывать шнурки. Сняв кроссовку, он подбросил ее вверх, поймал левой рукой, надел на правую как куклу-марионетку и прижался к ней щекой.

— Здравствуй, Кроссовка, — кривлялся он. — У тебя, прекрасная Кроссовка, не найдется для Роя-героя таких свернутых трубочкой бумажек? Найдется, только если… что? Что ты сказала, Кроссовка? — Он прижал подошву к уху, словно и впрямь пытался уловить шепот. — А-а… Найдется, если он будет паинькой и поцелует тебя? Неужели ты это серьезно, Кроссовка? Ты хочешь, чтобы старый бяка Рой тебя поцеловал?

Я вздохнул, врубил дальний свет и надавил на клаксон.

— Какого хрена! — взвыл Тигра, перекрывая рев клаксона. — Ладно. Ладно.

Он вынул руку из кроссовки, сжимая в кулаке пять новеньких банкнот по двадцать фунтов. Я убрал ладонь с клаксона и завел мотор.

— Спасибочки, миссис Кроссовка.

Если Тигра помалкивал по дороге в Крикмаут, то на обратном пути он вернул свое с лихвой. Мне пришлось выслушать, что у него в жизни наступил критический, рисковый момент и что чем больше в ней было опасностей, тем более «живым» он себя чувствовал. Но это все зашибись, потому что он где-то читал, что тело в его возрасте находится на пике формы и должно выдержать все нагрузки. При этом искоса поглядывал на меня, пытаясь угадать, допекало меня это или нет. Меня допекало, но я не подавал виду.

Наконец мы подъехали к гаражу. Басотти и след простыл, но Тигра сказал, что он никогда не ждет. Я поинтересовался, сколько таких ходок он уже сделал. Несколько, ответил он и попросил подвезти его до Кингс-Кросс.

В такое время суток туда можно было ехать лишь по двум причинам, [7] Кингс-Кросс — район злачных заведений, ассоциирующийся с уличной проституцией. но почему-то в первую возможную причину, что он отправляется туда как переодетый служащий Армии спасения, верилось с трудом. Тем не менее я согласился. У нас был уговор, и я опасался, что меня могут не позвать в новые поездки.

Пока мы ехали через Сити, он сидел на откидном сиденье за стеклянной перегородкой и молол языком без удержу. Тигра собирался перепробовать все, что только можно, пока ему не исполнился двадцать один, а уж потом выбирать способ, которым прославиться. Кем стать — музыкантом, а может быть, моделью, — он еще не решил. Главное, что это будет грандиозно. О-о, мир еще услышит о Тигре О'Ниле. Он просил не смеяться (я не смеялся) и говорил, что не шутит. Говорил, что уже начал копить деньги и обязательно вырвется.

— Откуда ты собрался вырваться?

— Из западни бесталанности, — без тени иронии сказал он. — У меня нет никаких других талантов, кроме как выпендриваться. В моем школьном аттестате так и написано. Если уж выбирать выпендреж, то надо делать это правильно, учиться у профессионалов. А это стоит денег. Вот почему я экономлю. У меня нет дорогих привычек, по крайней мере таких, за которые нужно платить. Я живу дешево и сердито. Раз тело пока выдерживает, надо готовиться к будущей клевой житухе.

Когда мы остановились на красный, я вынул из бардачка пачку «Свит Афтон» и закурил.

— Чудной ты, — бросил я через плечо.

— Неужели, мистер Ангел? — Он протянул руку из-за перегородки и, пока я менял передачу, взял у меня сигарету изо рта.

— Тигра, ты откуда родом? — попытался я сменить подход.

— Пришел — не знаю откуда, иду — не знаю куда, — загадочно произнес он, выпустив дым прямо мне в ухо.

Чудной и есть чудной.

Недалеко от станции «Кингс-Кросс» Тигра попросил остановиться у ближайшего почтового ящика. В зеркальце мне было видно, как он достал из спортивного костюма коричневый конверт и, прежде чем выйти, огляделся по сторонам.

Вряд ли Тигра боялся, что его бомбанут по дороге к почтовому ящику. Присмотревшись к станционной площадке на другой стороне дороги, он неторопливо вернулся к «Армстронгу».

— Планы переменились, — сказал он, садясь в машину. — Сбрось меня у «Линкольнс-Инн», сможешь?

— В чем дело? Клиентов маловато?

Если он искал традиционное место съема, в чем я сомневался, место было явно не то. В наши времена все фланирование по панели происходило за поворотом, вверх по Йорк-вэй. Перед входом на станцию для темных дел было слишком много света. Гигантское фойе станции, правда, служило местом встреч со сбежавшими из дома подростками и платными мальчиками, которым негде было переночевать и которые были готовы пойти на все, даже лечь с обдолбанными и упившимися доходягами. Таким пацанам было уже до фени, кто их подберет — транспортная полиция или Армия спасения. «Кингс-Кросс» был не хуже или, если угодно, не более популярен, чем некоторые другие станции Центральной линии, но даже в этот ранний час здесь царила необычная тишина.

— Виттингтон нагрянул, — сказал Тигра, — я засек несколько фургонов за углом.

Полицейская операция «Виттингтон», названная так по имени легендарного лондонского мэра, проводилась в основном на станциях подземки и была задумана как гуманитарный эквивалент амнистии участникам боевых действий. Копы расхаживали группами по трое — два копа в форме и женщина-констебль — и останавливали всех, кто выглядел моложе восемнадцати и у кого явно не было пристанища. Их расспрашивали, но не обыскивали, а потом, взяв под белы ручки, отвозили либо в приют или ночлежку, если те соглашались, либо домой, если у них хватало смелости туда вернуться. Иногда мальчишки упирались, но их все равно увозили. Но чтобы там аресты или конфискации — с этим ни-ни. Копы ничему не удивлялись, но истинно либеральных журналистов, живописавших все эти дела, всегда поражало количество молодых бродяг, которые с легкостью отказывались от угла и крыши над головой. Юные бродяги сами мастерили себе ложа из картонных ящиков и не желали с ними расставаться.