Марчин Вроньский - Нецензурное убийство

— Вы успеете выспаться? — усмехнулся агент, разглядывая карточку:

Томаш Конецпольский, действительный член

Академической Корпорации «Конкордия»

— Я могу не спать две ночи, и все равно надавать вам по морде. Ваша визитка?

Зельному очень хотелось сунуть ему под нос револьвер: «Вот моя визитка». Кажется, он видел нечто подобное в кино.

— Мне очень жаль, но я не рассчитывал сегодня ни на какие поединки. Не располагаю. Я… Анджей Новаковский, журналист. До встречи утром.

— Только не забудь! — пригрозил Конецпольский, вставая.

— Как можно!

Избавившись от настырного типа, Зельный тут же посмотрел через головы танцующих на адвоката и профессора. Потом снова начал выискивать взглядом какую-нибудь девушку, которую мог бы пригласить на танго. Предыдущая погорела, не мог же он нарываться на скандал с ее поклонником. Если бы он сидел не в «Европе», а, к примеру, «Под стрехой», в зале было бы полным полно платных партнерш. Здесь агенту оставалось лишь одно: прогуляться по краю паркета к бару и навострить уши, когда будет недалеко от Леннерта и профессора.

— Если бы я знал, что вы дойдете до… — говорил Ахеец.

— Каждый себе обеспечивает… ради бога, пожалуйста, не… вы точно так же ответственны. И не так громко, не то… это вы потянули за эту ниточку… вы знаете, что может случиться, если…

Дальнейшего продолжения сыщик услышать не сумел, потому что на него стремительно налетела какая-то пара.

— Вы меня толкнули! — рявкнул молодой человек, которого полицейский раньше видел обильно угощающимся вином за столиком в глубине зала.

— В таком случае примите мои извинения. — Зельный сделал пару шагов, спеша отойти, пока объекты наблюдения не обратили на него внимания.

— Ваших «извинений» мне недостаточно! — Пьяный заступил агенту дорогу, оставив свою партнершу на площадке. Она стояла теперь как неприкаянная одна-одинешенька среди танцующих пар.

— Ладно. — Взбешенный полицейский потянулся в карман за визиткой Конецпольского, действительного члена «Конкордии», и всучил ее наглецу. — Завтра в шесть утра у входа в Саксонский сад. А теперь ступайте своей дорогой, мне некогда!

Он быстро глянул на столики на галерее. Ахеец как раз бросил банкноту на стол, после чего поднялся. Зельный, выругавшись себе под нос, направился в сторону холла.

Посреди танцплощадки остались парень и девушка. Она что-то говорила, а он смотрел, разинув рот, на визитную карточку. Сыщик усмехнулся при мысли о том, что будет завтра в шесть утра у входа в парк, когда эти двое придут на условленную встречу. Внезапно внимание Зельного привлек голос профессора, говорившего на повышенных тонах. Рядом с ним крутился какой-то пьяный усач.

— Ох, прошу прощения, господин хороший, глубочайшие…

Усач, держа в руке сифон, из которого струей била содовая, пытался рукавом вытереть костюм Ахейца. В результате же лишь еще больше залил ему брюки и ботинки.

— Он ему угрожал, — тяжело дыша, сообщил Фалневич, за несколько секунд взбежав на второй этаж.

— Кто? — спросил Мачеевский.

— Леннерт.

— Леннерт?! — недоверчиво повторил Зыга.

Только сейчас он осознал, что пришел сюда скорее, чтобы развеять свои подозрения. Тем временем они начинали подтверждаться.

— Так передал Зельный, пан начальник.

— Зельный, может, что-то пере… — Младший комиссар не договорил. Какое-то мгновение ему казалось, что это Леннерт идет по коридору в их сторону. Но нет, это был какой-то постоялец отеля: высокий мужчина с похожей фигурой, но старше, под сорок, и с пышными усами. Мачеевскому показалось, что где-то он его уже видел, только никак не мог вспомнить, когда и при каких обстоятельствах. Гость заглянул на минутку к себе в номер, взял пальто и шляпу, после чего снова направился к лестнице.

— А где Зельный? — спросил Зыга.

— Пошел за Леннертом.

Младший комиссар быстро глянул на дверь в номер профессора. За то время, пока Зельный забавлялся в зале, а Фалневич разгадывал в холле кроссворд, он успел хорошенько ее рассмотреть. Даже провел листком из блокнота в щели между рамой. Номер был заперт на ключ, внутри никого. Самая обыкновенная дверь, самая обыкновенная ручка, лужа на коврике у порога…

— А где Ахеец?

— В туалете, наверное. — Фалневич пожал плечами. — Кто-то облил ему в зале брюки.

— Кто?

— Не знаю, пан начальник. Какой-то пьяный. О, вот он! — шикнул агент.

Зыга подумал, что Фалневич говорит о пьянице, но сыщик имел в виду профессора, который быстрым шагом шел по коридору. Его брюки выглядели так, будто он побывал под проливным дождем. Мачеевский отвел взгляд к окну во двор отеля, и тут в голове у него мелькнула странная ассоциация.

Лужа на полу и мокрые брюки…

Что-то здесь было не так. Но что и зачем? Он не имел представления.

Посмотрел в спину удаляющемуся Ахейцу, потом опустил взгляд ниже.

«Лужа! — внезапно дошло до него. — Дождя не было весь день!»

— Пан профессор! — окликнул он.

— Я сказал, что не буду с вами разговаривать! — прокричал тот со злостью, даже не обернувшись. От номера его отделяло уже не больше десятка шагов.

— Стоять, полиция! — крикнул Мачеевский, поставив все на одну карту. Это могла быть ошибка посерьезнее, чем попытка прижать Липовского. Но эта лужа и эти брюки… могли ничего не значить… Если он ошибся, то закончит постовым, патрулирующим улицы, и ежедневно будет проклинать ту минуту, когда поверил интуиции вместо инструкций.

Ахеец только ускорил шаг, но Зыга догнал его прежде, чем тот успел вставить ключ в замок. Схватил профессора и отшвырнул к стене.

— Как вы смеете! Да вы знаете, кто я такой?!

Младший комиссар отобрал у него ключ и внимательно осмотрел. Стальной, с латунным кружком и выгравированным номером 121.

— Прошу прощения. — Мачеевский успокаивающим жестом положил Ахейцу руку на плечо. — Уголовная полиция. Есть подозрения, что вам угрожает…

— Вы в этом городе что, все с ума посходили!

Зыга сделал шаг в сторону номера, но по-прежнему не знал, как быть дальше. Внезапно на глаза ему попалась лампа, стоявшая на круглом столике у лестницы.

— Хоть бы вы были правы, — тихо сказал он. — Фалневич, проследи. К двери приближаться нельзя.

Он подбежал к лампе, выдернул шнур из гнезда, следующим резким движением вырвал его из основания лампы. Оглянулся назад. Разъяренный профессор бросал по сторонам гневные взгляды, а молчаливый Фалневич прижимал его своим массивным телом к стене.

Мачеевский сделал глубокий вдох и вернулся к двери, держа кабель обеими руками.

— Холера! — проворчал он себе под нос.

Дома, когда приходилось менять лампочку, он выключал пробки, в комиссариате обращался к Вичлеку, который что-то соображал в электричестве.