Александра Яки - Грусть улыбается искренне

— Понимаю, — с досадой протянул Витя. — Надеюсь, меня выпишут пораньше.

— Я не переживу этот месяц! — почти вскричала Лика.

— Ну погоди, прорвёмся! — как можно бодрее выговорил он, не в состоянии выдерживать девичьих слёз.

— Я так не могу-у-у-у… — она снова заревела. — За что это, Витя, за что?

— Ни за что. Просто так вышло. Я люблю тебя, — спокойно-преспокойно прошептал мальчишка.

— Я тоже, — всхлипывая, ответила Ликуся. — Звони мне. Не забывай меня. Звони…

Он нажал «отбой» и аккуратно вернул сотовый на тумбочку. Ну вот, как он и предполагал, разговор с Ликой не обошёлся без экспрессии и рёва. Но он всё-таки слышал её голос, её речь, слова. Как глупо, что она насочиняла сама себе все эти фобии!

— Ветрено. Застегнись, — с отцовским нотками в голосе сказал Виктор. Инга послушно вдела в петли все четыре большие пуговицы лёгкого бежевого пальто. Хотя на самом деле парень преувеличивал. Ветерок на улице дышал лёгкий, отнюдь не ноябрьский. У старого не работающего фонтана, беспечно радуясь теплу, сидел народ: врачи, медсёстры, мамаши с ребятнёй. Над крышей больницы подрагивало полупрозрачное облачко с позолоченными краями, одно-единственное. Небо, синее и чистое, вечерними глазами смотрело на просторный больничный двор. Погода напоминала летний вечер на далёком севере.

Витька, подтянув широкие тёртые джинсы, с одного маху запрыгнул на парапет фонтанчика и, свесившись со старой ржавой ограды, заглянул на дно, где вместо воды, к сожалению, валялись только мусор и старые железяки.

— И как давно, интересно, всё это работало? — риторически поинтересовался он.

— До нашего рождения так точно… — Инга отвечала, не глядя на мальчишку, — её, видимо, куда больше интересовали две дерущиеся вороны. Витя хмыкнул и слез с парапета, с досадой оглядывая рукава. Всё-таки ржавые ограды не упустили возможности оставить след в истории его кофты. — У тебя когда днюха, кстати? — спросил он, уразумев наконец, что одними скверными выражениями грязь не удалить.

— Седьмого июля, — ответила девушка. Они с Виктором пошли вдоль самшитовой аллеи.

— Ха, а я тебя старше! — он довольно потёр руки. — У меня в мае.

— Старше-старше, ты разве сомневался? — Инга посмотрела на парня снизу вверх, и его самого разобрал смех, поскольку выглядела она действительно кнопкой.

Не доходя КПП, ребята свернули на тропинку, ведущую на внутренний двор. Солнце гигантским красно-рыжим пятном реяло над поликлиникой, заставляя столбы, сосны и неказистые кустики отбрасывать причудливые длинные тени, уползающие на автостоянку. Туда, на миг блеснув отражённым в лобовом стекле лучом, не спеша въехала легковушка и затормозила, подняв возле себя пыльное облако.

Скамейки стояли рядочком на влажной чёрной земле. От сырости и недостатка солнца, которое заглядывало сюда только на закате, трава на внутреннем дворике не росла. Вдоль дороги лежали собранные кучками листья. Двое докторов курили на крыльце. Косо поглядывая на них из окошка, смеялись и перешёптывались молоденькие выпускницы медвуза.

Крикливые стайки птиц торопились на ночёвку.

— О… Двойки летят, — заметил Виктор, с уже привычной грустью глядя в небо. — Мы в детстве приседали на корточки, чтоб в школе не схватить пару. Только не помогало. Если мозгов нет, садись-не садись — один фиг.

Инга улыбнулась.

— Ты это о себе, что ли, «мозгов нет»? — спросила она удивлённо. — Чушь. Ты ж умный, думаешь, это не видно?

— Ой, да что тебе там видно?! — брезгливо кривясь, расхохотался Витька. — Ты мой дневник видела? Видно ей…

Уж каким-каким, а умным его в последнее время точно не называли. Они с друзьями ещё с восьмого класса прослыли двоечниками. Так аркашкоподобные грамотеи их шепотом и называли — «двоечники, которые весь класс вниз тянут…» Но только шёпотом, иначе, если б кто вслух тупицами их окрестил, исход мог быть плачевным. В первую очередь для окна, в которое вылетел бы осмелевший ботаник.

— Видала я ваши дневники… — отмахиваясь, сказала Инга. — Хоть с тобой спорить и бесполезно, но ты лентяй просто, но не дурак.

— Но-но-но! — Витька вскочил, почувствовав прилив буйной энергии. — А по-твоему, надо с учебниками сидеть день и ночь, света белого не видя?! Человек для учёбы вообще не создан. Доказательство тому: он от неё устаёт! Сама подумай, юность — самое прекрасное время в жизни, которое не вернёшь! И что же? Тратить его на синусы-косИнусы?! Это увольте! А когда же жить?!

— Если постараться, то время можно найти для всего. Как говорят, желание — тысяча возможностей, нежелание — тысяча причин.

— Ты мне гнездо на голове не вей! — язвительно ухмыльнулся Виктор и, обуздав гнев возмущения, снова сел на скамейку. — На философию потянуло?

— Да, — закончила девушка, прямо и уверенно, но всё же забавно глядя ему в глаза, и откинулась на спинку лавочки. В темнеющем небе кружили голуби. О чём-то споря и разговаривая на своём, на птичьем языке, они рассаживались по верхушкам тополей, высоких орешников, каштанов и готовились ко сну. Лёгкий ветер пытался помешать их планам, но усилия шли насмарку.

Инга закрыла глаза.

— Чего такое? — несколько обеспокоился Витя.

— Всё нормально, — последовал спокойный ответ. — Слушай, в сети как-то прочла:

Пожав плечами, мальчишка прищурил одно хитрое око и недовольно покосился на девочку.

— Ой-ой-ой, — обезьянничая, пропел он. — Поэзию вспомнили! Не верю я этим писакам! — Витька чувствовал, что внутри растёт азарт поспорить. — В школе просто тошнит от мальчиков-зайчиков, которые томно склоняют головку, делают грустненькую мордашку и начинают типа с выражением читать. И все в восторге! А мне аж противно. Фиг с два они хоть что-то понимают и знают о том, о чём рассказывают. Аркашка нецелованный, а о любви, гаденыш, такие рифмы плетёт! Брехун.

Девушка открыла глаза и села ровнее, скрестив руки на груди.

— Зачем же так сокрушаться? — Инга выглядела несколько удивлённой. — Мало ли какие там у вас в школе Аркашки… Пусть читают как хотят. А мне просто нравится стих и вечер. Вот и всё.

Не дожидаясь более никаких реплик, девушка встала, направившись меж клумб к крыльцу.

Витька постоял пару секунд, мешкая, и потом всё-таки решил догнать её. В самом деле, с чего было так яро спорить и что-то доказывать? Каждый ведь останется при своём мнении. Просто мальчишке всегда казалось, что это выпендрёж. Но что до Инги, так он знал, что она не стала бы притворяться. Значит, девчонке и впрямь нравится всё это рифмоплётство… Что ж: чем бы дитя ни тешилось…