Александра Яки - Грусть улыбается искренне

— Да ничего, — Виктор притих, понимая, что Инга говорит дело. — Да, ботанизма. Ну кто в здравом уме будет сейчас беседовать о стихах, о вечном, о высоком?

Девушку явно развеселила последняя фраза. Она потянулась к тумбочке и достала пару разноцветных конфет.

— Угощайся. Вы, мальчишки, в этом возрасте наивные такие. Сами себе придумываете, как себя вести подобает, о чём говорить, какую музыку слушать, какие фильмы любить. Ты в этом придуманном укладе сам-то понимаешь, что тебе нравится, именно тебе, а не тому, кто диктует моду? — как-то совершенно безапелляционно высказалась Инга, но, завидев Витькину чересчур напряжённую физиономию, сменила тон. — Не хочу тебя обидеть. Давай каждый останется при своём мнении. Ты, Витя, мне глубоко симпатичен, и я не хочу предавать твоё ко мне доброе отношение.

— Договорились, — парень кивнул, не желая вникать и копаться в ситуации. Он не совсем понял, что девушка имела в виду, да и вопрос тянул на звание философского. — Ладно, но на будущее, если что: говори, всё что думаешь, я на правду не обижаюсь.

— Мудро. А Шпала считает иначе. Ты тоже можешь в выражениях не стесняться, — разрешила Инга.

— О?.. Да?! — Вите казалось, что у него накопилось много «фе», чтобы наконец напрямую высказать ей. Он уже воодушевлённо открыл рот, но с разочарованием понял вдруг, что слов-то подобрать и не может. А что, собственно, плохого можно сказать о больном ребёнке, который, ни перед кем не прислуживаясь, просто говорит правду в лоб, не боясь ни дразнилок, ни… одиночества, которое здесь, в больничных стенах, вдвойне страшно. Витя неожиданно для себя растрогался, а внутри как будто чья-то рука ухватила нервный клубок и хорошенько дёрнула. С пару мгновений помолчав, он понял, что она, Инга, нечто особенное.

Несмотря на все различия и противоречия меж ними, с ней есть о чём говорить, она спонтанна, и её ответы нельзя предугадать, от неё не услышишь заезженных штампов. Она непредсказуема и тем интересна.

А ещё её немного жаль, и в то же время хочется чтить за смелость… Но из-за её безропотности и скромности есть желание научить быть немножко проще, общаться с людьми и вести себя чуть более уверенно.

На пороге вырос Тим-Тим. Стоя в дверном проёме в аккуратно застёгнутом на все пуговицы халате, он строго оглядел ребят.

— Южаков! Тебе тут что, мёдом намазано? Своей палаты нет?

— Ну почему?.. — Витёк невинно посмотрел на доктора. Его хмурый вид сегодня совсем не пугал. — Скучно одному.

— Так не парк развлечений, чай, — хмыкнул Тимофей. — Сиди, раз уж так скучно, только чтоб к обходу был на своём месте.

— Есть, товарищ генерал! — парень отдал честь.

— Правой рукой честь отдают. Всему вас, молодых, учить надо, — качая головой, с укором сказал Тимофей Тимофеевич. — Ладно, Инга, держи направление. Закончишь капаться, пойди сдай кровь… — он вручил девушке маленький листочек с врачебными закорючками, — Да, Южаков, и для тебя, кстати, тоже направленьице вот есть. Всё, всего хорошего, молодые люди.

Тим-Тим отправился с ревизией дальше, чуть не столкнувшись в дверях с Лизой и её мамой. Женщина позвала врача на пару слов, и они вышли в коридор шептаться. А Лизка, весело щебеча и пританцовывая, попрыгала к своей кроватке.

— Вот что значит человек идёт на поправку! Молодец, Лизка! — похвалила девчоночку Инга и посмотрела на капельницу, в которой осталось уже совсем немножко лекарства. — Вить, сейчас меня отстегнут уже. Тогда прогуляемся на первый этаж в лабораторию.

— Прогуляемся? — хмыкнул Витька, приблизив направление к глазам, чтобы лучше рассмотреть. — Раньше для меня слово «прогуляемся» означало парковую аллейку, пивко, сигаретки… Вот как, как теперь бросить курить?

— В урну бросить. Так и бросают, если жить хотят, — без доли иронии сказала Инга, и на лицо девушки вернулось так свойственное ей серьёзное и обстоятельное выражение.

— Легко говорить. Ты-то небось и не пробовала никогда, — парень встал с постели и прошёлся до двери, выглянув в коридор.

— Мы с подружкой в шесть лет пробовали, — девчонка расхохоталась, а Витька только ещё больше нахмурился, пугаясь столь резкой перемены её тона и настроения.

— И как? — спросил он, просто чтобы что-то спросить.

— Кашляли, как дуры, полдня. Видимо, сильно затянулись, — смущаясь, рассказала Инга. — Зато теперь нет никакого желания делать это снова.

— Дурочки… — прокомментировал Витя. — Вон Тамара идёт, к тебе, наверное.

Девчонка, всё ещё подключённая к капельнице, каким-то чудом дотянулась до кроссовок и даже надела их. Единственное, чего не смогла — завязать шнурки одной рукой.

Виктор, учтиво пропустив вошедшую медсестру, присел на порог, как бедный родственник. Тамара, шутливо дав ему пинка, подошла к Инге:

— Самочувствие как?

— Нормально, — девушке явно не терпелось поскорее освободиться.

— Где ж нормально? Синяки на руках опять появились, — медсестра пристально окинула девчонку взглядом. — Ладно, посмотрим. Только пока осторожней, я тебя прошу, — сказала Тамара, ловко отсоединив трубочку.

Девушка благодарно кивнула и, взяв из тумбочки резинку, наспех затянула хвостик. Пока медсестра отвлеклась на Лизку, показывающую ей очередной художественный шедевр, Инга кое-как завязала шнурки и, захватив направление с врачебными закорючками, быстро подошла к Витьке. — Пошли скорее, пока Тамара не решила, что мне надо ещё полежать.

Ребята миновали столовую. В коридоре висела тоскливая тишина, нарушаемая только Сашкиным смехом из столовой и старательным сопением студента-практиканта, который возился с грудой белья, свалив её кучей на старую каталку. Поломанная лампа окончательно погасла. Виктор, зевая от местного полумрака, лениво открыл двери в холл.

Сам того не ожидая, парень окунулся в лёгкий, чуть холодноватый воздух, залетавший в приоткрытую форточку на лестничной площадке. Утреннее бело-жёлтое солнце, переливаясь, светило в четыре высоких окна, заставляя щурить глаза. Он вдохнул полной грудью, чувствуя, как «заплесневелое» настроение наливается дневным светом.

Инга сложила ладошку козырьком, пытаясь разглядеть утренний пейзаж, открывающийся с четвёртого этажа. В стёклах многоэтажек отражались тысячи маленьких апельсинов солнца.

Ребята спустились по лестнице. Этажом ниже столбом стоял сигаретный дым, выдавая размытые очертания солнечных лучей в воздухе. Витькины глаза заслезились, и парень чихнул.

— Будь здоров, — пожелала Инга, несмело взяв его за руку, но потом почему-то застеснялась и отпустила.

— Ты чё? — взяв инициативу, он сам легко приобнял девочку.

Инга взглянула на Витьку чуть воспалёнными глазами. Она как будто хотела что-то добавить, но, промолчав, с каким-то скрытым отчаянием просто прижалась к его груди. Дальше они так и пошли, точно привязанные друг к другу. Виктор теперь понимал: она просто устала быть одной, переживать боль только наедине с собой, не надеясь даже на самую малую дружескую поддержку. Холодной, неприступной девчонке, оказалось, просто не хватало тепла.