Андрей Портнов - Автово

— Кто пойдёт звать Феликса? — донеслись до нас знакомые колебания воздуха.

— Тьфу, чёрт, — выругался я, — ведь я так на него и не посмотрел!

— На кого? — спросил Рудик.

— На Дзержинского!

Рудик решил этот вопрос не уточнять, а опять грустно посмотрел в потолок.

Свет снова дали минут через двадцать. Я выбежал в коридор, чтобы увидеть, наконец, таинственного Феликса, но, к сожалению, вокруг болтались только знакомые рожи.

— Не увидел, — горестно заметил я, вернувшись обратно.

Тут распахнулась дверь и обнажила перед нами Владичку.

— Слушай, Дима, — спросил он, — а молоко можно кипятильником вскипятить?

— Можно, — прострационно ответил тот, не вдаваясь в пояснения.

Я следил за происходящим, пытаясь собраться с мыслями, как вдруг в очередной раз у всех лопнули глаза, и пришлось на ощупь снова искать свечку.

На этот раз двери в коридоре захлопали сильнее, а голос: «Кто пойдёт звать Феликса сейчас?» звучал более надрывно.

— Да не расстраивайся ты, — сказал я Рудику, который, видимо, уже положил на свой чертёж, — лучше собирай свои вещички и дуй в 334-ую, у них свет вроде бы есть.

Рудик думал недолго, после чего схватил чертёжные принадлежности, и мы пошли с ним наверх.

В коридоре уже вовсю шёл базар по поводу того, что Феликс, оказывается, только что всех послал. Здесь мы также услышали, что свет выключили не только на нашем этаже, но, вообще, во всём крыле, то есть треть общаги была обесточена. Отсюда напрашивался вывод, что какая-то гнида, живущая, разумеется, в нашем крыле, включает у себя что-то мощное типа генератора атомного завода, в результате чего не выдерживает главный щиток, и всё летит к чертям собачьим.

Оставив толпу, мы поднялись в 334-ую.

Не в меру разговорчивый сегодня Коммунист пояснил, что Феликс — это вовсе не дух, а просто местный электрик. Огорчившись, что всё оказалось таким обыденным, я повернулся к уже разложившемуся на столе Рудику (под словом «разложившемуся» понимать «устроившемуся для черчения», а не похабщину из области некрофилии), и вместе с Чеченевым мы начали давать ему нужные советы.

Я периодически выходил в коридор, проверяя, есть ли свет. Видимо, Феликса уже порядком достали, потому что уговорить его смогли только где-то через час. Таким образом, через час мы могли покинуть гостеприимную 334-ую, но остались в ней ради приличия ещё на некоторое время. Чеченеву, который тоже ради приличия старался подавить всё больше и больше надвигающуюся зевоту, оставалось лишь мило улыбаться. Наконец, терпение у всех лопнуло, Дима собрал свои вещички, и мы весёлым галопом поскакали в родную 215-ую.

В родной 215-ой стоял угнетённого вида Владик и держал в руках что-то отвратительно-белое и шибко удивлялся. С большим трудом я узнал в этой штуке наш кипятильник. Весь покрытый какими-то омерзительными белыми комочками, он вызывал тошноту и неприятные позывы в животе. Надо было что-то делать!

— Владик, а что это за беленькие комочки? — вежливо, не дёргаясь, поинтересовался Рудик.

Однако, Владик вместо ответа перешёл в наступление:

— Это что же получается? — возмущался он. — Ты же мне сам сказал, что им можно вскипятить молоко! Ну, я, значит, сую кипятильник в банку, молоко вскипает, а на кипятильнике чертовня какая-то! Ничего не понимаю!

После длительного молчания Рудик, наконец-то, обрел дар речи.

— Это… это — наш кипятильник? Да я… да я же тебе в шутку сказал, просто так? Да кто же кипятильником молоко подогревает, им ведь только воду…

Дальше я уже не слушал, потому что не мог сдержать смех. Чтобы, не дай Бог, не скомпрометировать себя перед Владиком, я выбежал в коридор и только там дал волю своим чувствам.

Таким, держащимся за живот, меня и повстречала Галя.

— Шусик! — обратилась она ко мне. — А я как раз к тебе шла. Дело есть!

И, подождав, пока я не успокоюсь, Галя огорошила меня следующей фразой:

— Андрюшечка, давай встречать Новый Год вместе!

— Я не пьяная! — уже в который раз произнесла Галя, смотря на наши окосевшие рожи.

— Конечно, — сказал я, пытаясь смотреть ей прямо в глаза, — ты ведь только одно вино пьёшь! Давай, я тебе водки налью.

Уже полчаса, как пробили куранты, и на дворе вступил в свои права Новый 1996 Год. В этот раз все решили справлять его отдельными кучками в отличие от «школьников», которые все как один собрались у Петьки в 209-ой.

Галя завербовала меня ещё в начале декабря. К этому времени я уже основательно начал подумывать о встрече Нового Года — на мой взгляд уже было пора — но не находил никакого отклика у наших.

— Рыжий, чего ты суетишься, — упрекал меня не раз Наиль, — ещё слишком рано. 30-го декабря всё и решим!

От одной только мысли, что почти до самого января я буду пребывать в неизвестности, у меня сквозило в печёнке, поэтому я был несказанно рад, повстречав в Гале родственную душу.

В принципе, всё и шло к тому, чтобы справлять Новый Год кучками — об этом говорила крайняя недисциплинированность народа. Так оно и получилось.

После долгих колебаний мы с Галей выбрали к себе в компанию Рудика и Чеченева. В 210-ой тусовались Султан, Владик, Васильев и Лариса. Ну, а в самый последний момент, то бишь почти 31-го декабря объединились оставшиеся массы: Костик, Лёша, Наиль, Марат, Рябушко и Пахом. Прихватив с собой ещё и Дена — местного студента, с которым мы познакомились совсем недавно, и который оказался очень компанейским парнем, эта компания, поднакупив жратвы перед самой новогодней ночью, открыли свои консервы и устроились в 211-ой. Паша и Игорь уехали праздновать к своим родственникам, оставался только Коммунист… Не знаю, может быть, тогда он, наконец, понял, какую гниду из себя представляет, ведь никто, абсолютно никто не захотел позвать его в свою компанию. На его месте я бы, пожалуй, призадумался…

— А я всё равно не пьяная! Ну, ни сколечко! — возмущалась Галя.

— Вино пила? — спросили мы.

— Пила.

— Водку пила?

— Пила.

— А теперь попрыгай, надо, чтобы всё хорошенько взболталось, тогда почувствуешь эффект.

Рудик хрюкнул и стал подкладывать рис Чеченеву.

С рисом этим у нас та ещё штука вышла. Под его варку мы выбрали нашу единственную и самую большую в группе семилитровую кастрюлю.

— Чтобы в ней было свободное место, — объясняла мне Галя, — рис должен хорошенько «провертеться» в кипящей воде, а для этого нужно много свободного пространства.

Несколько часов подряд мы перебирали целую охапку риса, после чего поставили его варить на плитке Гали прямо в 212-ой, поскольку перед новогодней ночью вся кухня просто кишела местными аборигенами. Часа через два, наконец-то, в воде стали появляться первые пузырьки. Совсем уже было отчаявшись, что эта вода, вообще, когда-нибудь закипит, мы, ужасно обрадованные, бросились доделывать салаты и готовить окорочка.