Андрей Портнов - Автово

— Ничего не понимаю, — сказал я. — А почему Владика в абортарий положили?

— Наверное, эта не та бумажка, — подсказал Рудик.

— А, наверное.

Мы поискали по стенам, пока не нашли нужное и узнали, что посещение больных разрешается только два раза в неделю.

— Давай рассуждать логично, — предложил я Рудику, когда мы возвращались в общагу. — Мы, как друзья и соседи, решили навестить больного друга. Владик ведь больной?

— Больной, ты даже не представляешь себе, какой больной! — с энтузиазмом подхватил тот.

— Ну, вот, абортарий мы нашли?

— Нашли!

— Щель в стене обнаружили?

— Обнаружили!

— А то, что губы, появившиеся там, нас дальше не пустили — это правда?

— А то!

— Значит, наша совесть чиста?

— Аки горлица!

— Ну, и славненько! Пошли пиво пить!

— Я не люблю пиво!

— Любишь. Когда тебя на халяву угощают — всегда любишь…

Где-то дня через 2–3 я вспомнил, что на днях мы должны пойти в Александринку — один из самых знаменитых драмтеатров Питера. Всё-таки, живя в Петербурге, нельзя не воспользоваться такой возможностью и не побывать в настоящем театре. Идти мы туда должны были в составе 5–6 человек, и среди них был Владик. Кто-то, посетивший его в больнице (оказывается, туда можно было приходить в любой день, а на вахтёршу все плюют), сказал, что Владя в театр пойдёт обязательно — там из больницы можно уходить когда захочешь. Вообще, не больница, а проходной двор какой-то.

Мы с Рудиком отнеслись к этому наплевательски, а следовало насторожиться.

И вот, наконец, долгожданный день. Шла оперетта «Летучая мышь». Театр мне понравился до безумия. Это никак не сравнить с тем, что ты видишь по ящику. Эффект живого звука играет значительную роль. Теперь я очень хорошо понимал Диму, который то и дело мотался по театрам. Но вот всё закончилось, и мы пошли к метро. Так мы добрались до подземного перехода, и я, немного удивлённый тем, что Владик не торопиться в больницу, мягко поинтересовался его поведением.

— Какая больница? — спросил в свою очередь тот таким тоном, будто я попросил его подержать Ларису за задницу. — Никуда я не собираюсь. Я домой иду.

— В Автово?

— Ну, не в Астрахань же!

В переходе было темно из-за наличия всего нескольких лампочек. Я взглянул на Рудика и невольно отшатнулся. Заявление Владика подействовало на него впечатляющим образом. Его и без того большие глазки теперь, казалось, занимали всё лицо, взгляд, устремлённый в пустоту, был таким, как у человека, которому только что сообщили о гибели любимой собачки. Но самое главное — его лицо. Даже в подземелье было видно, как оно побледнело, а мерцающие лампочки бросали на него жутковато-зелёный отблеск, что делало его очень похожим на мертвеца.

— Всегда хотел посмотреть на иллюстрацию к «Детям подземелья» Короленко, — с каким-то даже восхищением подумалось мне.

— А как же больница? — спросил я уже вслух, видя, что Рудик не может произнести ни слова.

— Да не знаю. Дня через три загляну туда.

— Как это?

— Мне уже намного лучше. А там всё равно почти не лечат. Уколют жопу раз в день — вот и всё лечение. К тому же мне посрать надо.

— Прости, боюсь, не совсем тебя понял… Что сделать?

— Посрать!

— И для этого тебе обязательно нужно вернуться в общагу.

— Да!!!

— Погоди, погоди! Ведь уже пять дней прошло, как ты лежишь в этом абор…больнице. И ты хочешь сказать, что за это время так ни разу и не сходил!?

— Не-е-ет! — заорал Владичка. — Представь себе!

— Но как ты… как ты терпишь?

— А я и не терплю.

— Мой дорогой друг, — взял его за плечо, почти прошептал я, — ты хочешь сказать, что просто чаще менял своё бельё, да?

— Да иди ты в жопу! У меня с этим просто никогда проблем не возникает! Когда захочу, тогда и схожу!

Рудику, который слышал наш разговор, стало ещё хуже. У него всегда были проблемы с тем, с чем Владик справлялся так хорошо.

Тут я понял, что мы слишком отклонились от темы, и я опять затронул больное.

— Но послушай, ведь завтра тебе должны сделать укол, ты должен вернуться, — я попытался ухватиться за хвост последней улетающей надежды.

— Обойдусь, — отрезал Владик.

Мы с Димой посмотрели друг на друга и поняли, что думаем об одном и том же. Эти 5 ночей мы провели в безмятежном спокойствии, не просыпаясь от потусторонних шумов. Каждое утро мы вставали хорошо выспавшимися, и, наконец, нашу комнату перестал посещать Рябушко. И неужели теперь всему конец?!..

История «Красный Треугольник» закончилась через несколько дней. Владик, который с тех пор больше не ночевал в больнице, а ходил туда просто ради приличия, однажды, вернулся оттуда со своими вещами и сказал, что его выписали окончательно.

215-ая опять зажила бурной жизнью.

12-го декабря 1994 года вечером в комнате N 215 воплощалась в жизнь очередная моя бредовая идея. Я решил, что после моего, так сказать, «дня рождения» прошло уже довольно много времени, и народу надо дать немного новых острых ощущений.

Итак, вечером этого дня, убрав со стола после очередного визита поедателя плюшек, каждый из нас занялся своим делом: Владик брыкнулся спать, Рудик сел что-то писать, а я при свете одной настольной лампы приступил к очередному глумлению над своей головой. Разумеется, никто об этом не знал, как и в первый раз.

На следующий день я заявился в «школу» только ко второй паре. В корпусе «А» у нас должны были пройти «Энергетические установки». В одном из коридоров стоял Костик, который так же, как и я, прогулял первую пару. Его реакция на меня была самая что ни на есть предсказуемая, то есть меланхолично-наплевательская, что так характерно для нашего Костика. Почти не меняя выражения своего лица, тот позволил себе растянуть губы на несколько миллиметров, брякнул что-то типа «Ну-ну!» и дружески похлопал по плечу. После всего этого круто развернулся и пошёл совершенно в противоположную сторону. Через несколько минут я появился в нужной аудитории.

Народ замер и молча поглядывал на меня, переваривая новую информацию. Я про себя с удовлетворением отметил, что номер опять прошёл. Перед публикой я предстал в коричневых брюках, коричневом свитере и с такими же коричневыми волосами.

— Как говно оделся — весь коричневый! — очнулся первым Васильев.

— Я тебя тоже очень люблю! — огрызнулся я.

— Хватит нас обманывать, — закричал на меня Лёша, — ты всё равно Рыжий!

— Понял, Васильев, — зыркнул я на него. — Я — Рыжий, а у тебя глюки.

Сказав это, я важно протопал на место. Лекция уже началась, но никто этого не заметил. В дверь вошёл какой-то мужик с чубчиком на башке и начал что-то нудно читать. Хотя приближалась уже вторая половина декабря, я только первый раз пришёл на лекцию по ЭЭУ. Поэтому я поинтересовался у Рудика — всегда ли этот пингвин вёл у них лекции, или его посадили сюда по недоразумению. Оказалось, что всегда. К тому же выяснилось, что он будет у нас ещё принимать экзамен в конце семестра.