Андрей Портнов - Автово

Ну, ладно, думаю. Гармашёв — дяденька старенький, мог и напутать, но как бы мне не хотелось считать эту махину общагой, мои глаза никак не могли найти хоть что-то, напоминающее зелёненькую лужайку.

Нет, вы не подумайте, с башкой у меня всё нормально, и хотя в детстве меня роняла родная мамочка (чистая правда), я понимаю, что зимой лужайка просто не имеет права быть зелёной. Вот, знаете ли, догадался. И, как мне казалось, я представлял себе, какой она должна быть сейчас, под толстым слоем снега. Но окружающая местность никак не хотела походить на живописные картины моего воображения.

Кругом были только голые деревья, а лужайка, по-моему, таковых не имеет!

Ну, всё равно, ладно, думаю Гармашёв, наверное, ещё старее, чем я предполагал. И поскольку ничего в округе абсолютно никаким местом не напоминало букву «П», пусть и недоделанную, я отправился к входной двери, на которой поблескивала какая-то табличка.

Надпись на табличке гласила, что увиденное мною здание есть не что иное, как «Санаторий-профилакторий при Ленинградском Кораблестроительном Институте».

— Ого, уже что-то близко, — мелькнуло у меня в голове, — но, наверное, это, всё-таки, не то. Вряд ли санаторий-профилакторий и общага — это одно и то же. Она должна быть где-то рядом.

Пройдя чуть-чуть влево, я заглянул за ближайший угол и увидел ужасно длинную непрерывную стену того же здания. Оценив взглядом, что там нет никакой другой двери, я вернулся обратно и решил посмотреть, а что же за правым углом данного сооружения.

Итак, заглянув за правый угол, передо мной предстала странная картина, и опять внутри что-то ёкнуло.

Я увидел эту загадочную букву «П», но план её был почему-то повернут на 90 градусов относительно того, что было изображено на плане Гармашёва.

— Ну, значит, бедненький Гармашёв совсем плохой. Всё перепутал. И, скорее всего, это и есть то самое общежитие. Проверить, всё-таки, можно. И вот, внутренне собравшись, я снова оказался у знакомой таблички, дёрнул изо всех сил массивную дверь и вошёл внутрь.

Там стояла тишина. Я оказался в небольшом вестибюле квадратной формы, в правой стороне которого виднелась дверь с надписью «Медпункт», а слева находилась стеклянная вахта, внутри которой сидела какая-то старуха и с любопытством смотрела на меня.

— Все бабки одинаковые, — подумал я, — все на всё таращатся и всё хотят узнать.

Бабка, не моргая, зыркала на меня, а я, ещё немного поколебавшись, приблизился к ней и спросил:

— Здравствуйте, скажите, пожалуйста, это — общежитие кораблестроительного института?

— Ага! Да-да-да-да-да!!!

— Спасибо.

Я отошёл и постарался встать так, чтобы не быть в поле её зрения. Но это оказалось невозможно. Вахта была стеклянной, а точнее верхняя часть её, а занавески, которые отделяли бабку от меня, были тут же отдёрнуты. Можно было бы, конечно, спрятаться за колонной, но мне этого не захотелось. В конце-то концов, не такой уж я и страшный, руки, ноги, голова — всё на месте. Так пусть смотрит, сколько ей влезет.

Я встал около стены так, чтобы видеть каждого, кто войдёт в дверь.

Ждал я, наверное, минут 10-ть. И вот дверь распахнулась, и передо мной появился Игорь.

В отличие от меня, он даже не сомневался, что это — общежитие, и довольно быстро его нашёл.

— Ну, может быть, зря я так на Гармашёва думаю, — мелькнуло у меня, — может быть, это я сам немного зациклился? Опять же, мамочка роняла. Вон, у человека и вопросов даже не возникло, сразу нужное здание нашёл.

Болтая с Игорем, мы дождались прихода наших питерских «гидов» — Гармашёва с Тимофеевым.

Те, поздороваясь с нами за руку, не долго думая, повернули к двери с надписью «Медпункт».

— Мама! — подумал я, — наверное, чтобы попасть в общагу нужно пройти медкомиссию.

Совершенно не думая о том, будут ли Гармашёв с Тимофеевым тоже сдавать кровь, анализы, раздеваться до гола и шокировать медсестер, мы в буквальном смысле побежали за идущим в припрыжку Гармашёвым, который шёл (читай — бежал) так быстро, будто от этого зависела его жизнь.

По правой стене промелькнули таблички типа «Процедурная», «Глав. Врач», но мы пробежали дальше.

Слава Богу, комиссию удалось миновать. Оказалось всё намного проще. Дальше по коридору уже на дверях висели таблички «Завхоз», «Паспортный отдел» и т. д. Мы же с разбегу забежали в дверь под табличкой «Комендант».

— Добрый день, Наталья Андреевна, — обратился Гармашёв к миловидной женщине лет сорока, которая и оказалось комендантом этого общежития, — вот, привел вам наших первых астраханцев.

— Здравствуйте, здравствуйте, садитесь.

— Ну, что, всё готово? Мы бы прямо сейчас осмотрели комнаты.

— Да, да, сейчас пойдём. Мы уже им всё приготовили, Сейчас, только возьму ключи.

Она немного порылась в каком-то ящике, выбрала несколько ключей, и мы пошли.

Ещё в поезде мы с Игорем договорились, что комнаты выберем себе самые лучшие. А разве могло быть иначе? Всё-таки, мы самые первые приехали. В Астрахани Владик и Рудик наставляли меня выбрать комнату подальше от лестницы, чтобы не дуло, и народу ходило поменьше, и чтобы подальше от туалета. Ну, тут без комментариев. О, сколько раз я представлял себе, как буду выбирать нам комнату. Опять в моём воображении мне привиделась светлая комната. И сейчас я её сам увижу. Наяву!

Пройдя через вахту, мы поднялись на второй этаж и пошли прямо по коридору.

Но что это? Перед моими глазами предстал бесконечный, окрашенный в грязно-серо-синий цвет коридор, который был ужасно длинным и мрачным. Из первой левой двери повеяло странным душком, до того омерзительным, что приходилось бежать, зажав нос, лишь бы поскорее пройти его. Это был туалет. И в него мне и всем нам предстояло иногда заглядывать в процессе жизнедеятельности.

— Не-а, — в ужасе подумал я, — буду ходить в ведро, ведь это же просто невозможно назвать туалетом.

Чем дальше мы шли, тем резче падало моё настроение. Но это было далеко не всё.

Одному Богу известно, что пережил, какой удар испытал я, когда, остановившись, наконец-то, около какой-то двери и открыв её, мы вошли внутрь.

— А-а-а! Нет! Это невозможно! Судьба не может быть так жестока ко мне!

Мысли переплелись в моей бедной головушке. Я смотрел и отказывался верить в увиденное.

То, что предстало перед моим взором, походило на самый кошмарный сон и никак не походило на картины моего воображения.

В ужасной, грязной комнате с такими же мрачновато-голубыми стенами стояли четыре кровати с основанием на обычной пружине, грязный, пошарканный стол со стульями и какой-то шкаф. Да, ещё виднелись тумбочки. Громадные потолки создавали и без этого мрачноватой обстановке ощущение пустоты и одиночества.

Нет, это была не живая комната, такое мне приходилось видеть лишь в фильмах в тюремных сценах.