Андрей Портнов - Автово

— Так вам справки дать надо? — как-то так спокойно и ласково сказала Алиса.

— Да… — от неожиданности мы потеряли своё красноречие и не знали, что делать.

— Да пожалуйста, — ответила она, — не волнуйтесь вы так. Всё я вам сделаю. Только не сегодня, приходите завтра к девяти утра.

— Спасибо, большое вам спасибо! — наперебой затараторили мы и повернули домой.

Святая женщина! Ей ноги целовать надо! Только сейчас я понял, какой огромный камень лежал у меня на душе. А теперь вдруг стало так легко, что даже захотелось петь.

— Эх, — хлопнул я Рудика по плечу, — а ты боялся. Всё ништяк!

На следующий день рано утром мы уже стояли перед Алисой. И тут случилось нечто неожиданное. Выписывая справки, Алиса дала мне полное освобождение, а вот Рудику почему-то дала направление в спецгруппу, сказав при этом, что и на этом основании зачёт ему гарантируется. Тот несколько опешил от такого поворота событий, но возражать не стал. Поблагодарив Алису, мы вернулись в общагу.

Теперь дело было за малым — взять очередную справку у того самого мужика и поставить зачёт у физрука. С мужиком всё вышло теперь на загляденье легко. Ничего не спрашивая, смотря в Алисины записи, он выдал нам новые справки и отослал нас подальше. Мы вышли на финишную прямую!

Насчёт физрука, а точнее, как потом выяснилось, физручки мы всё досконально выяснили у Владика.

— О! Это замечательная женщина, — захлёбываясь от восторга, экстазировал он. — Вам она непременно понравится! Она такая рыженькая с косой. Я, между прочим, её любимчик. Она со мной всегда в теннис играет!

— В теннис или в пенис? — решил уточнить я, впрочем, не особо надеясь услышать ответ.

Вдоволь наслушавшись массу других хвалебных эпитетов и выяснив часы работы рыжей физручки, мы одним прекрасным днём ломанулись на Лоцманскую.

На местной кафедре физкультуры сидела рыжая худющая баба в спортивном костюме. Уткнувшись в какую-то книжонку, должно быть «Радость извращения» или «Как достичь оргазма при лазанье по канату», судя по её садомазохистскому выражению лица, она не обращала ни малейшего внимания на происходящее вокруг.

— Красавица, да и только, — шепнул я на ухо Рудику, — ей только в фильмах ужасов сниматься в роли детеныша какого-нибудь птеродактиля.

Баба услыхала, что кто-то шепчется, повернулась к нам, и нам не оставалось ничего другого, как зайти к ней в кабинет.

Терпеть не могу баб-физручек! Все они какие-то однотипные, худющие и страхолюдины. По мне — так они все садистки!

Извращенка быстро спрятала книжку, взяла наши справки и пробубнила что-то насчёт того, что впервые нас, вообще, видит. Затем поставила мне зачёт.

— А вы чего ко мне со своей спецгруппой пришли? — уставилась она на Рудика. — Вы на ней-то хоть раз были? Были, я вас спрашиваю?

— Э-э… — начал тот.

— Что? — быстренько переспросила она. — Знаете что, вы мне тут голову не морочьте!

— Я КРОСС БЕГАЛ!!! — заорал несчастный Рудик, используя свой последний и единственный козырь.

— Кросс? Какой кросс? Ну, и что? Что вы ко мне со своим кроссом пристали? Ну, бегали, ну, молодцы! Ну, и что? Зачёт я вам не поставлю — вы на спецгруппу не ходили!

— Э-э… — попытался что-то сказать Рудик, страдая от удушья.

Эсэсовка же продолжала:

— Поезжайте на «Ульянку» — там преподаватели спецгрупп, вот с ними и разбирайтесь!..

До общаги Диму я донёс чуть ли не на плечах. Бедняга, оказывается, для него это ещё не конец.

— Ну, и что ты добился своим кроссом? — безжалостно подтрунивал над ним я, счастливый, что теперь у меня на одну проблему стало меньше. — Говорил же я тебе, что это совершенно ни к чему! Вот за упрямство и поплатился…

В заключение этой небольшой весёленькой истории можно сказать, что проблема Рудика, всё-таки, разрешилась, ему удалось-таки получить этот зачёт — самый последний зачёт по физре, ибо на этом семестре предмет «Физическая культура» заканчивался окончательно.

Ну, вот, закончилась и эта сессия, на мой взгляд, самая лёгкая. И теперь по программе у нас должна быть производственная практика.

Первый слух разнёсся сразу же с молниеносной быстротой.

— Практика будет ежедневно на трёх заводах сразу! — кричал на всех углах Паша. — По 4 часа на каждом! Полчаса даётся, чтобы доехать от одного завода к другому!

Мы были поражены. Получалось, 13 часов в день вместе с переездами ежедневно мы будем батрачить на этой самой практике! При этом без права личной жизни и переписки.

Сомнения развеял Гармашёв, который от волнения так размахивал руками, что поднимал вокруг себя сильный ветер.

— Практика будет проходить на трёх заводах, но НЕ ОДНОВРЕМЕННО! Это надо же такую чушню придумать! Начнем с Балтийского завода, затем Северная верфь, а уж потом пойдёте на Адмиралтейские верфи. Задание получите потом. Короче, чтобы 5 июня все были как штык!

Гарма затопал на нас ногами, и мы быстренько разбежались в разные стороны. Сейчас же практика интересовала меня меньше всего. Моя башка была забита совсем иными мыслями. 5 июня — начало практики совпадало с моим двадцатиоднолетием, и это необходимо было отметить. Скорее всего, это был бы последний случай, когда я мог отметить свой день рождения со всеми моими друзьями. Больше такого, пожалуй, уже и не будет. Поэтому я никак не мог проигнорировать это событие.

Проблема была в финансах и довольно серьёзная. Оставалось или накупить продуктов и остаться абсолютно ни с чем, или… взять в долю Пашу(!). Последнее обстоятельство сразу же только при одной мысли об этом вызывало недержание — вспоминалось наше с ним прошлое празднество. Сколько тогда я с ним намучился — один Бог знает. Но похоже, что сейчас у меня другого выхода не было. Всё-таки, мне хватило ума не растратить все свои деньги полностью.

К этому времени на свою очередную сессию в Питер подкатила Катя. И я пошёл к ней за советом в 212-ую, в которой она остановилась. Надо сказать, что к этому времени в отношениях Кати и Гали произошли резкие перемены, и теперь они стали чуть ли не лучшими подругами. Ларисочка Карымова теперь была резко отброшена в сторону.

— Паша, конечно, не сахар, — ответила мне Катя после того, как я выложил ей свою проблему, — но попытаться стоит. Подойди к нему как-нибудь подипломатичней…

— Легко сказать «подипломатичней», — думал я, поднимаясь в 334-ую, — Паша и слова-то такого, наверное, не знает. С ним, вообще, спокойно может разговаривать только какой-нибудь эпилептик. Валяясь в судорогах на полу, они отлично бы поняли друг друга…

— А, чего тебе? — дверь открыл мне взъерошенный Паша, наполовину напялив на себя футболку. Вид у него, честно говоря, был неважный, а состояние убить кого-нибудь прямо-таки читалось на его невинном личике.