Валентина Соловьева - Ничего страшного

Я одним движением вползла в платье, впрыгнула в сапоги, набросила шубу, сгребла в охапку то, что осталось, — трусы, колготки и прочее. Так я и бежала по городу — в распахнутой шубе, с голыми коленками, прижимая к груди скомканное свое бельишко, и слезы замерзали у меня на щеках.

Гришка даже ничего не заметил. Он так обрадовался, когда увидел меня.

— Света! Наконец-то… Я уже не знаю, что делать. У Милочки сыпь какая-то…

Мои слезы мгновенно высохли.

— Скорую, — сказала я, — быстро!..

Он винтом — к телефону. А я вымыла руки, переменила Милочке пеленки, сунула градусник. Температура была повышенной, но не сильно. Ярко-красная сыпь обильно покрывала лицо, спинку, живот. Милочка беспокоилась, сучила ручками и ножками, плакала. Я решила, что лучше не заворачивать ее пока. Пусть тельце подышит.

Вернулся Гриша.

— Она не замерзнет? — забеспокоился он.

- Нет… Не должна. У нас больше двадцати градусов.

— Что же это может быть? — сходил он с ума. — Инфекция?

— Ну откуда инфекция, что ты, Гриша? — успокаивала я его. — Может быть, аллергия?

— Аллергия? Ты уверена?

— Не знаю, Гриша… Мне кажется, да.

Мы перебрасывались с ним короткими фразами, стоя по обеим сторонам Милочкиной кровати и не сводя с нее глаз. Она барахталась, задирала ножки и пускала пузыри.

Пришла врачиха, пожилая, грубоватая. Неодобрительно покосилась на меня. Я сразу же почувствовала, как сильно у меня растрепаны волосы и как вульгарно накрашены глаза.

Она осмотрела Милочку, бесцеремонно ворочая ее за ножки. У меня прямо сердце обрывалось, когда я видела. как небрежно обращается она с этим хрупким тельцем. Она покачала головой. Я затаила дыхание.

— Чем пеленки стираете? — подозрительно спросила она.

— Мылом, — поспешно ответила я. — Мылом. Детским.

Она кивнула.

— Так. А кормите чем?

Я сказала, чем.

— Грудью надо кормить, мамаша, сердито сказала она. — Грудью! И больше ничем. Такому ребенку никаких смесей давать нельзя, понятно?

Я покосилась на Гришу. Он молчал.

— Где же взять, — через силу улыбнулась я, — если нет…

— Где хотите, — проворчала она. — Вас природа снабдила для этого всем, чем нужно. А вы пренебрегаете своими святыми обязанностями. Вам нужна вольная жизнь, а не ребенок. Сунут бутылку, бросят ребенка, на кого попало, и шляются, где хотят…

— Почему вы так говорите? — покраснела я. — Вы же не знаете…

— Я вижу., - презрительно бросила она. — Чего только не насмотрелась за последние годы…

Я беспомощно повернулась к Грише. Но он снова промолчал.

Тогда я открыла рот и хотела сказать: “А я здесь вообще не мать. Я вообще здесь посторонний человек!” Но посмотрела на Милочку и ничего не сказала. Как будто побоялась, что она услышит и запомнит.

А врачиха тем временем, глядя на Гришу и совершенно игнорируя меня, перечисляла, что можно и чего нельзя.

— …Постарайтесь найти донорское молоко. Хотя бы на одно кормление. Ванночки с чередой — обязательно. Можно два раза в день. И пеленки желательно споласкивать в отваре череды. Про воздушные ванны не забывайте. Как можно чаще. Гулять побольше. В любую погоду. Сон на свежем воздухе очень полезен. Но самое главное — питание…

— Что же делать? — озабоченно сказал Гриша, когда она ушла. — Где взять молоко?

— Не знаю, — сказала я.

Он посмотрел на меня с раздражением, точно я и впрямь виновата, что не могу кормить ребенка грудью, как полагается.

Мне это очень понятно. Я и сама не раз с ненавистью поглядывала на свою никчемную, бессмысленно оттопыривающую платье грудь.

Как-то раз Милочка долго плакала, не могла уснуть, и я от отчаяния расстегнула кофточку и прижала ее ротиком к себе. Грудь у меня маленькая, острая, вместо сосков — чуть припухшие розовые кружочки. Но Милочка сразу нашла то, что нужно, обхватила тугим колечком губ, запыхтела, зачмокала, заработала упругим шершавым язычком. Мне стало жарко. Сладко и больно заныло в животе. Горячая кровь побежала по всему телу, прилила к груди, соски набухли, затвердели. Казалось, вот-вот — и брызнет молоко. Но ничего не получилось.

Я где-то читала или слышала, что бывают такие случаи, когда женщина начинает прикладывать к груди чужого ребенка, и у нее вдруг появляется молоко. Но, наверное, так случается только у женщин, которые раньше рожали. У меня не вышло.

Но я все равно продолжала так делать. Потому что думала — а вдруг?… И потом Милочка у груди быстрее успокаивалась. Бывало, носишь-носишь на руках, она кричит, не переставая, а к груди только приложишь — сразу затихнет, посопит немного и уснет, не выпуская сосок изо рта. А я прижимаю ее к себе и таю от нежности. “Доченька моя, — шепчу, — родная моя. бедная…”

А однажды Гриша внезапно вошел и увидел… Я смутилась, поспешно отлепила от себя сопящую милочку, сунула ее в кроватку. Она обиженно закряхтела, зачмокала пустым ртом.

— Зачем ты это делаешь? — недовольно спросил Гриша.

Я застегивала кофточку. не глядя на него.

— Ей нравится… — виновато сказала я.

Он вздохнул и вышел, ничего не сказав.

Я решила больше так не делать. Наверное, это действительно нехорошо…

Проблема с молоком оказалась неразрешимой. Я обегала все больницы, все роддома в городе, унижалась, рассказывала, что девочка осталась без матери, что у нее страшный диатез…

— Что вы, что вы, — махали на меня руками, — нам донорского молока еле-еле хватает для больных и недоношенных. По капле собираем…

На улице и в детской консультации я вступала в разговоры со всеми молодыми мамашами и после неизбежных ритуальных вопросов: “А кто у вас? А сколько весит? А как зовут?…” и так далее принималась все теми же заученными словами рассказывать все ту же историю. Мне сочувствовали. ахали. качали головами, и больше ничего.

Но однажды, наконец, повезло. Возле магазина на улице квохтал чей-то ребенок в коляске, я остановилась покачать, и тут подбежала девочка с сумками в обеих руках.

— Ой, спасибо вам большое! — воскликнула она. — Ну, что за ребенок! На минутку оставить нельзя — сразу орать начинает…

— Сколько вашему? — спросила я.

— Две недели. А вашему?

— У меня девочка… Месяц и десять дней.

— Вы тоже в магазин? Давайте по очереди. А то как-то страшно коляску надолго оставлять…

— Давайте! — обрадовалась я. Мне нужно было зайти в овощной и в булочную. А оставлять Милочку без присмотра я тоже не любила.

Мы разговорились. Люба. так звали девочку, рассказала мне свою историю (муж служит, вместе учились в школе, живет с родителями, но они совсем не помогают, потому что были против этого брака, поскольку рано…) — а я рассказала свою…

— Какой ужас! — расстроилась Люба. — Бедненькая девочка, — заглянула она в коляску к Милочке. — Надо же, а я молоко целыми банками в раковину выливаю…