Евгений Городецкий - АКАДЕМИЯ КНЯЗЕВА

Можно было бы пойти в какую-нибудь из тех домовитых семейных компаний, где прежде они бывали с Мариной. Его приняли бы и даже обласкали, но именно это преувеличенное внимание, эти жалостливые взгляды и вздохи о разбитой семье…

С одноклассниками он связей не поддерживал, институтские друзья-приятели разъехались, а знакомства последних лет – все без исключения – были общими с Мариной. Себе она позволяла иметь своих друзей, ему – нет.

Оставались общественные заведения с платными посадочными местами: рестораны, дворцы культуры, один из театров. Но туда тоже имело смысл идти компанией из четырех человек и занять отдельный столик… Да, надо как-то искать себе подобных и кооперироваться, жить в одиночку не получается.

Это общая установка на будущее, а пока что надо искать место у новогодней елки.

Заблоцкий начал с Аллы Шуваловой, и его сразу постигла неудача: оказалось, Володя раздобыл два билета в Дом ученых. Что ж, Алле с Володей можно позавидовать: вечера в Доме ученых славились не только организованностью и интересной программой, но и хорошим столом. К тому ж, изысканное общество, высший свет. У вас, Алексей Павлович, для такого выхода ни костюма, ни обуви.

Кто еще может составить ему компанию? Начав с края коридора, Заблоцкий мысленно перебирал сотрудников по комнатам, и оказалось, что кроме них с Аллой, да зеленой молодежи, да нескольких старых дев предпенсионного возраста, да трех-четырех матерей-одиночек, все в филиале были семейными. Конечно, на худой конец можно прихватить бутылку и часов в одиннадцать нагрянуть к кому-нибудь из сослуживцев. К тому же Михалееву, например. Но Михалеев, как выяснилось, взял отпуск по семейным обстоятельствам и на работу выйдет только второго января. «Что там у него стряслось?» – думал Заблоцкий, и ему пришла мысль заявиться именно к Михалееву. «В самом деле, он же приглашал в гости! Погляжу его хваленую квартиру, его «нелегальный» подвал – потешу хозяйское тщеславие».

Задумано – сделано. Заблоцкий купил бутылку «Экстры», бенгальских огней – детишкам, если таковые окажутся, загодя, чтоб потом не шарашиться в темноте, нашел по адресу михалеевский дом и 31 декабря в 22 часа 50 минут нажал кнопку звонка у обитой коричневым дерматином двери. Он был доволен, что так хорошо все придумал. Настроение было приподнятое, как и подобает в канун Нового года, и мысль о том, что визит его может оказаться некстати, ничуть его не тревожила.

Дверь отворил сам хозяин. В первый миг обалдело уставился на Заблоцкого, потом раскрыл объятия, помог раздеться, дал комнатные туфли и повел прямо к столу, где проводы старого года шли уже полным ходом.

За столом, кроме хозяйки, тяжеловесной и по-доброму шумливой, сидела еще одна супружеская пара – жилистый дядечка предпенсионного возраста с резкими морщинами на щеках и миловидная совершенно седая женщина. Между взрослыми вклинились рядышком две девчушки лет по четырнадцать – судя по всему, дочери присутствующих и подруги.

Михалеев по всем правилам этикета представил Заблоцкого хозяйке дома, гостям (соседи, тоже бывшие северяне), с неожиданным красноречием произнес длинный витиеватый тост на манер грузинского, суть которого сводилась к тому, что нежданный гость, да еще в канун Нового года – это подарок судьбы, так выпьем за то, чтобы судьба чаще делала нам подарки.

Все потянулись рюмками к Заблоцкому, даже девочки, перед которыми стояла бутылка лимонада; у всех были приветливые и добрые лица, и Заблоцкий видел, что эти незнакомые люди действительно рады ему, как небольшие устоявшиеся семейные компании бывают рады свежему человеку. И он мысленно дал себе слово быть начеку, чтобы не ляпнуть невзначай что-нибудь такое, что могло бы омрачить новогоднее застолье.

Улучив подходящую минуту, Заблоцкий поинтересовался, почему Михалеев взял отпуск.

– Из-за тебя, – сказал Михалеев, – из-за твоих предостережений.

И рассказал, что, придя домой после того разговора о коварных свойствах газа, сразу же спустился в свое подземелье и действительно уловил там запах газа. Это настолько его взволновало, что он тут же принялся за работу: провел простейшие маркшейдерские измерения, разобрал в спальне часть пола и принялся расширять зазор между железобетонными панелями перекрытий. Вручную, при помощи молотка и зубила… Короче говоря, прорубил люк в спальне, а в кухне – зацементировал.

– Шесть зубил угробил, все руки себе поотбивал! – и показал свежие ссадины.

– Ефимыч, ты – титан! – оторопело пробормотал Заблоцкий, не зная, ужасаться ему или восхищаться, а Михалеев тут же полез из-за стола, чтобы похвастать результатами своего титанического труда, но хозяйка остановила его – нашел время!

Между тем близилось к полуночи. На столе появилось шампанское, и тут Михалеев спохватился: их поздний гость не проводил еще старый год, не помянул его, не доложил застолью, чем уходящий год был для него знаменателен.

– А вы доложили? – спросил Заблоцкий.

– Конечно. С десяти часов только этим и занимаемся… У нас, Леша, главное событие – что вот в квартиру вселились!

У Заблоцкого все главные события года происходили со знаком минус, но не время и не место было для этих воспоминаний, и он, подумав, сказал, что самым знаменательным для. него было знакомство с Севером, с хорошими людьми там.

– Где вы были? – живо спросила седая женщина.

– Бассейн Нижней Тунгуски.

– Тоже хорошие места, – кивнул ее муж, и все заговорили о Севере.

И Михалеев, и его сосед Виктор Андреевич, и Софья Яковлевна, жена соседа, и хозяйка Вера Петровна – все они отдали Северу молодость и здоровье, отдали лучшие свои годы, притом добровольно, и не деньги были тому причиной. За длинным рублем на Север приезжают на два-три года, пластаются, тянут из себя жилы, и потом уезжают, опустошенные, и до конца дней своих с содроганием будут вспоминать, что им пришлось вытерпеть из-за проклятой копейки. А эти люди прожили там много лет, и сейчас Север в их жизни – Главное Время, как для нынешних стариков – Революция и Гражданская война, а для фронтовиков – Великая Отечественная… И они говорили об этих годах уважительно, строго, с печалью об ушедшей молодости и потраченном здоровье, но без капли горечи или сожаления. Говорили о людях Севера – честных, надежных, нетрепливых, с широкой душой, которых по другую сторону Бугра (так они называли Урал) – поискать. И Заблоцкий сразу вспомнил Князева и подумал, что не зря все-таки сотворил из него кумира.

Михалеев составил на столе фужеры, Виктор Андреевич принялся откручивать проволочку с бутылки. Представительницы слабого пола пугливо косились на его руки. Виктор Андреевич дождался первого удара кремлевских курантов и бесшумно открыл шампанское.