Александр Коротенко - Трепанация

Вероника села ближе к краю и посмотрела на женщину спокойным, чуть сожалеющим взглядом.

– Скажи, зачем вам это надо было? – вкрадчиво спросила Клавдия девушку.

– Что вы имеете в виду? Я вас не понимаю.

– Зачем моего Володичку в грех втянули? – и она с напряжением ждала ответа.

– Я не понимаю, о каком грехе вы говорите?

– Лицемерка, какая лицемерка! Не знает! – и она покачала головой. И тут же настойчиво-доверительно: – Ты думаешь, я не видела, что ты оставалась у него на ночь? Ты думаешь, я не видела, что тот малый и тот, другой, оставались ночевать у Володи? Ты что думаешь, я дура? Я, что ли, не понимаю, что вы там вытворяли?

– Так это вы написали донос на отца Феодосия? – вдруг блеснула догадка у Вероники.

Клава растерялась, отчего ее глаза расширились и морщинки на лбу куда-то исчезли, но тут же подоспело вдохновение.

– Я написала, я, а кто же? Кто же остановит этот разврат? Раньше надо было. Сразу надо было. Только думала я, что он ко мне опять придет. Ведь я его вырастила, я его вынянчила. Он же мой родимый, как я теперь без него? – и она опять стала вытирать платком глаза.

– Так вы же его погубили, – почти безразлично сказала Вероника.

– Не я, не я, а вы. Вы всё натворили. Я спасти его хотела. Ведь теряла я его, теряла. Что вы к нему приклеились? Что вам надо от него было? Он тоже слаб. Ему тоже поддержка нужна. А ты ведь спала с ним! Спала, да? Ну скажи. Только не ври у могилки-то. Грех на душу возмешь.

– Не спала я с ним. Не спала, – очень сухо проговорила девушка.

– Врешь, ох врешь, – почти пропела Клава, раскачиваясь из стороны в сторону.

Но Вероника уже встала.

– Прощайте, Клава.

– Как это прощайте? Как это прощайте? Ты так и не ответила! – почти кричала Клава.

– Я ответила. Прощайте.

Из Клавы как будто воздух вышел. Она осела и успокоилась мгновенно.

– Ну ладно, иди. Бог тебе судья. Может, еще увидимся.

– Не увидимся. Уезжаю я отсюда.

И после паузы:

– От этих людей.

И ушла.

– И что она сказала?

– Сказала, что жалеет, что так вышло с тобой, но она считает тебя замечательным парнем и уверена, все у тебя будет хорошо. Ты встретишь хорошую девушку и будешь счастлив. И что дело не в тебе, а в ней. Она хочет быть свободной и устала от людей. От их нестабильности и переменчивости.

– Но она сказала, что беременна.

– Да, я спросил. Она засмеялась и сказала, что это она образно выразилась, что священник оплодотворил ее пониманием того, что надо быть независимой и принимать жизнь такой, какая она есть. Ну, в смысле не отчаиваться, если что-то не так. Ты ее неправильно понял.

– Значит, у нее ничего не было со священником?

– Не знаю. Наверное, нет.

– Не понимаю, что же тогда вообще было?

– А ничего и не было. Жизнь.

– И что же теперь Вероника?

– Она уезжает на два года за границу по студенческому обмену. Сказала, что, может быть, и не вернется. Сказала, что надеется, что где-то есть люди более предсказуемые, с которыми можно что-то построить в перспективе.

– Она не сказала, как с ней можно связаться?

– Нет. Она не хочет. Оставь ее. Забудь.

– Но я ведь люблю ее, как брату тебе говорю.

– Понимаю. Но мы и жизнь по-своему любим, но остаться с ней не можем.

– При чем тут это? Это философия, а это жизнь. Моя жизнь. Может, она еще вернется.

– Ну, в таком случае это и от тебя зависит тоже.

– Я узнаю в деканате, куда она поехала, и поеду за ней.

– Попробуй. Только доводи все до конца, если начинаешь.

– А как думаешь, я ей нравлюсь хотя бы?

– Я же говорил, она считает тебя хорошим парнем. Ну это так и есть. Только повзрослеть тебе надо.

– Думаешь, это поможет?

– Не знаю. Я могу ответить на твои вопросы, только кто ответит мне на мои вопросы?

– Может быть, отец?

– У меня нет отца.

– Я имею в виду, мой отец. Может, тебе общаться с ним?

– Нет. Я сам должен во всем разобраться. Я смогу. Меня пригласили в компанию в Питере. Я, наверное, соглашусь. Квартира останется, если хочешь, можешь в ней жить.

– Правда? Я так хочу пожить сам.

– Во-во, тебе это пойдет на пользу. А что с учебой?

– Я поступил в аспирантуру. Руководитель когда-то был приятелем отца, потом они поругались и теперь враги. Но отец пока не знает об этом. Не знаю, как я ему скажу.

– А ты не говори, просто делай.

– Ты мне приснился.

– Да? И что же было?

– Мы вдвоем искали какой-то ответ. Большой дом, и мы бродили по разным комнатам. Я надеялся, что если не найду его, то ты найдешь.

– И чем закончилось?

– Не помню. Я перестал записывать. Перестал просыпаться по ночам. Мне уже не снятся кошмары.

– Я рад за тебя. А что с Веней?

– С ним все будет хорошо. Он поживет у меня. Тоскует по Веронике.

– Это, наверное, пройдет.

– Да, пройдет. Хотя скорее другое несчастье это просто заменит.

– Ты что-то пессимистичен чересчур.

– Да ты сам такой. Ты меня удивил, когда позвонил и сказал, что это ты убил отца Феодосия. Мы правда думали, что это ты, от болезненного состояния.

– Я тоже так думал, а оказалось, он был мертв.

– Может, они все мертвы, просто мы этого не знаем, пока нет заключения экспертизы.

– Осип, ты думаешь, дело в экспертизе?

– Нет, конечно, Иван, дело не в ней, а скорее в нас.

Все же бывают блаженные минуты, когда после сна ты открываешь глаза, в комнату проникает солнечный свет, яркий и оптимистичный. И ты чувствуешь, что все будет хорошо. В такое время голова свободна, мысли легко порхают в ней, не задевая сознания, а лишь щекоча его. Ты не можешь сосредоточиться на них, и это еще приятнее. Ты не можешь понять, о чем они, но знаешь, что о хорошем. Тебе удалось воспользоваться передышкой, данной тебе судьбой для отдыха. Ты улыбаешься, хотя лицевые мышцы остаются без движения. Ты улыбаешься, хотя губы остаются сомкнутыми и расслабленными.

Иван проснулся, осознавая действительность, но сознание не перегрузилось и оставалось заполненным только актуальной информацией. Ничего не было, и ничего не будет. Есть только сейчас и здесь. Наверное, так ощущается блаженство. Здесь и сейчас. Без до и после.

Он слегка приподнял подушку, лег на спину и посмотрел на свое тело, укрытое белым одеялом, на свои руки, лежащие расслабленно на нем. Он был. Он есть и он будет.

– Как дела у нас, Иван Иванович? – перед ним стоял доктор и улыбался.

Он улыбнулся в ответ и кивнул головой.

– Хорошо, хорошо, хо-ро-шо. Мы, признаться, вчера волновались, когда вы потеряли сознание, но все стабилизировалось. Спали вы почти спокойно. Ну, – он покачал головой, – иногда беспокойно, но в целом спокойно. Я думаю, вы были обессилены и еще долго разговаривали со священником. Переутомились. Наша вина. Недосмотрели.