Анатолий Постолов - Речитатив

– Колибри, как известно, птичка любопытная, – подтвердил Юлиан. – Но так близко, почти вплотную она ко мне ни разу не приближалась. Леонард действительно сумел ее чем-то привлечь. О чем вы думали в тот момент?

– Ни о чем, здесь все шло на подсознательном уровне.

– Смотрите, у Виолы появилась загадочная джокондовская улыбка. По-моему, она вам не верит.

– Нет, почему, я верю. Меня просто немножко рассмешили ваши восторги, Леон. Я вас, кажется, еще не видела таким возбужденным и счастливым одновременно.

– Но птица вела себя совершенно необычно!

– Напротив, даже очень обычно. Шапочка мастера сыграла свою главную роль. Жюль, ты-то должен знать, что колибри обожают красный цвет, а когда его так много, они просто теряют голову. Она вас приняла за экзотический красный цветок, и, если бы ее что-то не спугнуло, она, возможно, протянула бы свой длинный клювик, чтобы испить нектар прямо с вашей макушки.

– Ах, вот как! Вы меня, что называется, приземлили, а я уж обрадовался, будто в сказке побывал, поговорил на птичьем языке. Я помню, мальчишкой любил пересвистываться с дроздом, который часто распевал свои арии на дереве перед нашими окнами. А вот с колибри знакомство оказалось односторонним, хотя как знать… может быть мы обменялись информацией, да только дешифровщика нет, чтобы пояснил.

Интересно, что контакт происходил в полной тишине, это еще больше мистики прибавило к восприятию, поэтому я с таким энтузиазмом все воспринял. А вообще, птичка-то певчая?

– Колибри издают не очень громкий звук, чуть похожий на перекличку цикад, – сказала Виола.

– Как скучно! – удивился Варшавский. – Столь миниатюрное изящное творение природы, а голоса нет. К ней бы подселить китайского соловья в качестве учителя пения…

– Зато это единственная в мире птица, которая умеет пятиться, то есть, она двигается в обратном направлении, не разворачиваясь.

– Вот-вот. Именно так и происходило – она то приближалась, то чуть отодвигалась, будто хотела получше рассмотреть, определить, что за цветок перед ее глазами…

– А перед ее глазами сидел ученый кот, – усмехнулся Юлиан.

Варшавский задумчиво покачал головой. Снял шапочку и положил ее на колени. Чай уютно журчал, наполняя гжельский фарфор оранжевым сиянием.

– Вы меня второй раз назвали ученым котом. Неужели похож?

– О, да… особенно в шапочке.

– А я, кажется, собирался в прошлый раз рассказать об одной моей догадке, связанной с поэмой «Руслан и Людмила». Там ведь и появляется ученый кот. Взят он, разумеется, из русских сказок, но у Пушкина его роль особая. Вообще на этот счет существует целая литература. Многие исследователи согласны с тем, что поэма эта провидческая, словно надиктованная поэту, и все образы в ней несут двойной или символический смысл. Скажем, дуб, который раскинул свои корни у лукоморья – это символ земли русской. Что, похоже, никем не оспаривается. А вот ученый кот вызывает много толков. Я лично полагаю, он символизирует русского царя, самодержавие – как институт власти. Помните… идет налево – песнь заводит, направо – сказку говорит. Так вот, движется кот по не совсем обычной траектории. Но прежде чем пояснить, по какой именно, надо спросить: а что же в поэме символизирует златая цепь? Чего только не прочтете вы в комментариях этих стихов… Она и символ вечности, и знак бессмертия, и спираль кармических перевоплощений… А правда одна. Златая цепь – это вера. Да, православная вера, и как только вы принимаете этот тезис, тогда выстраивается триединство русской исторической миссии: родина, царь, православие. И цепь, опутывая ствол дерева по спирали, уходит в космос, ибо вера несет в себе божественный замысел.

– Я не планировал с вами дискутировать в день вашего рождения, дорогой Леонард, – сказал Юлиан, слегка подавшись вперед, – но не могу удержаться. Мне лично кажется, что цепь – это само государство, вначале – самодержавие, потом диктатура пролетариата, теперь – ни то ни се, а все равно символика абсолютно прозрачна: цепь – она цепь и есть, и со времен царя Гороха – это тюрьма, неволя, каторга, запрет свободолюбия. Меняется власть, меняются цари от помазанника до большевистского атамана, цепь иногда ослабевает, но остается символом рабства.

– Я согласна с Юлианом, – сказала Виола, жуя бутерброд со шпротинкой лежащей на овальном ломтике огурца. —

Я думаю, что кот как символ царя и сама цепь олицетворяют самодержавие. Они ведь друг без друга не могут существовать, поэтому связаны одной цепью.

– Вы повторяете примитивное толкование многих пушкинистов, – раздраженно перебил ее Варшавский. – Поймите, ученый кот поднимается вокруг дуба по спирали, а не ходит взад-вперед вроде маятника. Он ведь не сидит на цепи, как сторожевой пес, а «ходит по цепи кругом». Кот и цепь – это в более широком смысле пространство и время. Когда кот на видимой стороне цепи, он движется по ней направо, когда он оказывется на невидимой наблюдателю стороне, он движется налево. Такова диалектика. Диалектика любого общественного развития и нашего осознания себя в этом мире. Песни и сказки, которые кот наговаривает, – тоже две противоположности, они – реальность и миф, без взаимовлияния которых ни одно устремление, ни один общественный скачок невозможен!

– А Пушкин? – спросила Виола. – У него что, роль такого регистратора или наблюдателя, как вы его назвали? Разве он не пересказывал сказки, услышанные от няни? И если говорить об истории России, то как она могла продолжаться, опираясь на свое триединство, если два важнейших ее элемента – царь и вера – исчезли. Вы думаете, Пушкин мог предвидеть, что падение самодержавия, о чем он втайне мечтал, приведет к развалу России?

– Дорогие мои… – с горечью произнес Варшавский, видимо, обескураженный критикой столь, как ему казалось, очевидной теории. Но он только покачал головой и выдавил из себя улыбку, пытаясь как-то сбросить возникшую напряженность. – Лучше скажем так: какие бы мы куры ни строили вокруг поэмы Пушкина, это все равно вещь сама по себе прекрасная, живописная, гениальная. Согласны?

И не дожидаясь ответа, он взял в руки академическую шапочку, посмотрел на нее с некоторым сожалением и аккуратно положил на край столика. Затем бросил взгляд на наручные часы, быстро встал, молча пожал руку Юлиану и, слегка поклонившись Виоле, пошел к выходу.

Она догнала его почти у дверей.

– Леон, вы как-то уходите неожиданно. Даже не спросили Юлиана о его новых пациентах. Может быть, вы обиделись на нас?

– Бог с вами, милая моя Виола… Я выше обид. Но три дня голода не очень-то располагают к бурным дискуссиям. Я устал. Надо расслабиться, отдохнуть. Общее представление о том, что происходит во время сеансов у меня есть, а подробности не нужны. Да и по себе знаю, подобная откровенность расценивается как болтливость, особенно в кругу профессиональных психологов.