Николай Двойник - Повесть об одиноком велосипедисте

Речка здесь текла среди низких берегов, словно по вырытому желобу – берега не опускались в воду, а обрывались. Под густыми липами и орешниками трава была слабой и низкой. Местами кроны деревьев над речкой расступались, и тогда появлялись заросли камыша.

После мостика тропа ушла от речки, лес стал не таким сумрачным. Появлялись развилки, и, сбившись уже с правильного направления, я старался выбирать каждый раз дорогу более протоптанную и широкую, полагая, что так я быстрее выберусь куда-нибудь.

Наконец мне попался след автомобиля – отпечаток протектора на тропинке, параллельно – полоса примятой травы. Оставалось только определиться, куда ехать – влево или вправо. С выбором направления мне обычно везло, и я положился на интуицию и в этот раз.

Сперва отпечаток шел по просеке, а потом я стал сомневаться, что выбрал правильное направление – след резко свернул в чащу, и, мало того что стало совсем темно, так стало еще и грязно. Я слез с велосипеда и уловил легкий запах дыма. Дым – жилье – дорога. Интуиция не подвела.

Впереди лес редел, и показалось, что там действительно дорога и силуэты домов. Над одним из них поднимался дым. Только запах его какой-то не такой был. И опять же, туман мешал разглядеть подробности.

Колея загнула широкую дугу, обошла кусты и вывела на поляну. То есть даже не совсем поляну. Скорее это было редколесье – повсюду росли высокие березы и по характеру растительности можно было догадаться, что противоположный край этого места опускался в болото. С краю, метрах в ста от меня, чернел одноэтажный дом, похожий на старую необитаемую дачу. Никаких звуков. Колея по кривой шла к дому. Я сделал по ней несколько шагов и увидел, откуда шел дым. За домом, на расстоянии, дымился остов легковой машины.

Мне не понравился дом, в котором мог кто-то быть, не понравилась машина, но я поставил велосипед к дереву (колея дальше еще больше портилась) и пошел к ним. В принципе, заметить меня было не очень легко – все уже сливалось в сумерках. В доме были выбиты окна, и вместо них зияла чернота. Неприятно. Следы в колее (я подсветил телефоном) были почти четкими – значит, все, что здесь случилось, – случилось, когда дождь уже почти закончился. Дальше расстилалась лужа, я посветил телефоном туда и увидел торчащий из жидкой каши ботинок, хороший, лакированный, с тонкими шнурками. Как будто в нем ступили в грязь и его там засосало. Высоко над головой шевельнулись березы, не вместе, а одна за другой. И я понял, что дальше идти не хочу.

И, по большому счету, не хочу знать, где владелец этого ботинка – наблюдает за мной из-за дома или лежит впереди в машине. Главное, чтобы он не стоял за моей спиной. Я оглянулся. Там где оставил велосипед, белел металл колес и руля. Черт возьми, лучше отсюда валить, и чем быстрее, тем лучше. Быстро, но осторожно. И знать бы еще – куда.

В этот момент я замечаю рядом с ботинком что-то другое, и все это становится еще больше похоже на неприятную киношную бандитскую историю – в грязи лежит перехваченная резинкой пачка долларов. Я машинально беру ветку и вытаскиваю ее, хочу вытереть о траву, делаю шаг в сторону от грязи, наклоняюсь и вздрагиваю – там лежит поясная сумка, с какими стоят торговцы на рынках или в каких носят фотоаппараты-мыльницы.

По-хорошему, бросить все тут, но я слышал, что с денег тоже можно снять отпечатки пальцев. Значит, поздно бросать. В сумке лежит еще несколько пачек (не могу с ходу сосчитать) и листок – быстро разворачиваю и сворачиваю обратно – числа и инициалы.

Вот теперь действительно все. Хватит. В несколько прыжков через колею я добираюсь до велосипеда. Прислушиваясь, обратно крадусь через чащу. Хочется вскочить в седло и гнать что есть сил. Но надо без паники. И резких движений. Именно этой же дорогой могут двигаться те, кто тебе опасен. А лучше, чтобы тебя здесь вообще никто не увидел. Где-то далеко как будто сигналит автомобиль. Сырой воздух заставляет вздрогнуть.

Выбравшись на просеку, еду. Медленно, напрягая слух и зрение. Темнеет совсем. И только по слабому свечению неба можно определить, в какой стороне город. Ноги уже промокли. Насчет только что виденного проносится столько мыслей, что разбирать их бесполезно. Сейчас главное – выбраться из леса хоть куда: на любую дорогу, на любое поле, к любому месту.

От мыслей отвлекает темнота. Когда-то мне очень нравилось ездить в темноте, в детстве я радовался, когда нас с отцом накрывала ночь. Мне казалось, я все видел, а теперь приходится жутко напрягать зрение, чтобы хоть что-то разглядеть. Каждую секунду готовишься въехать или в лужу, или получить веткой по лицу. И на всякий случай готовишься соскочить с велосипеда.

Незаметно колея пропадает, и я остаюсь в неведении, откуда приехал сгоревший автомобиль. Теперь я еду по узкой тропе, натягиваю пониже бейсболку, чтобы защитить хотя бы глаза. Я понимаю, что хоть и медленно еду, но любое дерево, лежащее поперек, приведет к серьезным травмам. Идти пешком плохо – тут кругом грязь. И я еду. На страх и риск. От напряжения начинает болеть голова, и, по мере того как в памяти развертывается весь сегодняшний день, накатывает усталость. Костер под навесом уходит в далекое прошлое. Теперь я думаю совсем по-другому, чем тогда, – как хорошо, что мне ни там, ни до, ни после никто не встретился.

Затем я различаю вдалеке шум большой трассы, он медленно приближается, и в конце концов, остановившись на опушке, я узнаю слепящий глаза поток Кольцевой дороги.

Метрах в трехстах на ту сторону, в город, перекинут пешеходный мост – гулкая пустая труба с воняющими отходами жизнедеятельности лестницами.

Я еду парками, темными переулками в глубине кварталов. На меня накатывает отупение, я не могу решить, что же там в лесу произошло и стоило ли делать то, что я сделал. Я же знаю, что просто так такие деньги на дороге не валяются, а если валяются, то, значит, дело совсем серьезное. И их будут искать, если уже не ищут.

Кругом – темный парк, никаких просветов и звуков. Только звуки падающих на дорожку с деревьев капель, только шум чьих-то крыльев, только шелест шин. И до меня доходит, что я здорово влип. Хотя бы потому, что в той грязи остались следы моих шин и моих кроссовок. Есть еще надежда на дождь и влагу, что они размоют свидетельства моего пребывания там…

…И абсолютно неожиданно я останавливаюсь. Шелест шин исчезает, шума крыльев тоже нет. Я чувствую, что мои пальцы сжимают тормоза, и не понимаю, почему так произошло. Наверно, от усталости. Разжимаю пальцы, и отпущенные тормоза негромко клацают.