Николай Двойник - Повесть об одиноком велосипедисте

Но все-таки спешил и уже не мог остановиться. Было пусто, и только прошмыгнули вдалеке черные тени, а потом вышел сбоку мужчина в кепке, постоял, поеживаясь, и когда между ним и мной оставалось два метра, громко и внятно позвал:

– Рита, иди сюда!

«Ты хотел Риту – вот тебе и Рита». Улыбнулся. «Что хотел, то и получил». Но в душе чувствовал, что это не просто совпадение. Две минуты назад загадал встретить Риту – и теперь встретил. И еще подумал, как расскажу эту историю Рите, когда позвоню завтра – надежда на сегодняшнюю встречу была мала. Надо только рассказать все со смехом, начиная с дурацкого телефонного разговора.

На остановке никого не было. Решил подождать до первого автобуса и отошел в тень деревьев. Опять вспомнил ту болезненную привязанность к девочке из музшколы. Да я тогда уже и чувствовал по той игре, что ничем хорошим она не кончится. И с тех пор зарекся встречать, ждать, караулить у подъезда…

Подкатил автобус, вышли три человека, одним была девушка с тяжелой сумкой, с какой, видимо, ездит от родителей Рита. Это почти наверняка была не она, но следовало проверить. Вот девушка вошла в магазин, и сквозь стеклянные двери я пытался увидеть ее лицо, пока она ставила сумку в ячейку и закрывала ее ключом. Но так до конца ни в чем не убедился, пошел к остановке, но тут понял, что не сделал самого простого – вернулся в магазин, пробежал безлюдным лабиринтом продуктовых стеллажей, встретил ту девушку, читавшую этикетку на флаконе чистящего средства, и снова оказался на улице.

И дальше были какие-то невнятные движения: от остановки взглянул вдоль улицы – нет ли автобуса, отошел, повернулся и… увидел Риту – шла прямо на него вдоль улицы, во всем том же, что и в пятницу, и с тяжелой сумкой в руке, которую он подхватил, обняв, поцеловав в теплую мягкую щеку («Какими судьбами?! Привет!»). А он смеялся: «Все на самом деле очень просто, сейчас расскажу!» – «Мне еще нужно в магазин».

Зашли в магазин, он рассказывал, как позвонил ей в надежде, что она приехала, и некоторое время разговаривал, пока не понял, что это не она. Рита смеялась: «И как быстро ты понял?» – «Ну… через пару минут…» – Смеется опять. – «Ты скажи мне, пожалуйста, кто это был?» – «Это была Маша, мы с ней вместе снимаем квартиру».

Потом он рассказывал про собаку, но ничего не говорил, что провел целый час в ожидании. Просто подошел к остановке, до первого автобуса. И тут он видел, что она старается отстраниться, сосредоточиться на том, что ей надо купить. Но не мог остановиться, веселость подхлестывала…

Касса отказалась пробивать два йогурта и пакет молока, и он этому не удивился. А заработала, только когда он отошел. В этот вечер он притягивал события к себе, и это, видимо, искривляло что-то в пространстве.

Все эти дни я помню о Германе. Помню, что хотел ему позвонить, но бумажка с телефонами сперва пропадает. Потом по одному телефону никто не отвечает, а по другому отвечает мужской голос – частная квартира. Еще раз набираю первый номер. Никого. Ищу в интернете информацию про Германову фирму, но новых телефонов не нахожу. Возможно, они сменились. Последнее время часто меняются телефоны. Особенно в старых районах и там, где номера начинались на «2».

Проезжаю еще раз, специально делаю крюк – нет вывески. Внимательно изучаю все стены и спрашиваю нескольких прохожих.

Так мой друг потерялся снова. Может быть, фирма прекратила свое существование. Надеюсь, с ним не случилось ничего серьезного.

– Приходи ко мне, бардак гарантирую.

Смеется.

– Уж лучше вы к нам!

Вечер пятницы, завтра после занятий она уедет к родителям. А сегодня уехала ее Маша. Делая крюк, в пустом магазине беру бутылку вина и что-то еще. Мне кажется, в холодном воздухе висят маленькие снежинки.

– Хочешь посмотреть фотографии?

– Ага.

Она спрыгивает с дивана, опускается на колени перед шкафом и с нижней полки достает альбом. Полы мягкого халата ложатся вокруг ее ног. Я сажусь рядом.

– А кто это?

Про зиму думать не хочется, как-нибудь избежать ее… Не мерзнуть и не вешать велосипед обратно в шкаф. Морозно и звездно, и белые крошки рассыпаны по черному асфальту. Как пенопласт. Я достаю телефон, чтобы посмотреть, который час. И, посмотрев, тут же забываю – незамеченный звонок Лены. Звонила около десяти, телефон лежал в куртке, пока я был у Риты. Перезванивать поздно.

Я не знаю, где мы будем и чем займемся, но сегодня мне хочется праздника, много света, движения, азарта… Почему бы нам не отправиться в ночной клуб или в казино? Никогда не был в казино, то есть был, но никогда не играл. А ты была? И ты наверняка не была. Я достаю из стола пачку стодолларовых купюр, некогда отсчитывать, к тому же неизвестно, сколько их понадобится, и кладу всю пачку в карман пиджака.

Спустя три часа она увидит у меня кучу денег. Она скажет, что честный человек сейчас не может иметь столько денег. Чем ты на самом деле занимаешься?

Черт бы побрал эти деньги!

Я не хочу любить и каждую минуту бояться потерять. Я не хочу жить в страхе, не хочу!..

Я не могу ее ни в чем убедить.

В жизни всегда есть доля вранья. Врут все в той или иной мере – с экрана телевизора, с трибуны, со страниц газет, врут твои знакомые («Как дела?» – «Все плохо!..» Или наоборот: «Все хорошо!»).

Но больше всего, наверно, человек врет себе сам. Да наверно, без этого и нельзя. Есть вопросы, на которые я не знаю, как ответить себе честно. Определенный уровень вранья дает нам всем жить спокойно. И мне кажется, это придумал не я, а какой-то английский философ лет триста-четыреста назад. Он даже поделил вранье на категории. Считал ли он, что это плохо или хорошо, – уже не помню. Философию в технических вузах преподают не на самом высоком уровне. И надо ли бороться с враньем – тоже не помню. Но мне кажется, с излишним враньем бороться надо. Обманывать себя, что на перекрестке горит зеленый свет, а не красный – опасно для жизни.

Сегодня я думаю о том, что делать дальше. Когда-то я жил как все, был госслужащим, даже почти начальником отдела. Сейчас я никто, и не понятно, от кого получаю деньги. На вопрос «Чем занимаешься?» первые тридцать секунд я не знаю, что ответить. Стал ли я лучше или счастливее?

Я стал сильнее. А про остальное не знаю. Две разные жизни. Живу одной, а смотрю на другую, будто жил ее не я, а увидел в длинном, как латиноамериканском, сериале.

Что тут сравнить?