Мария Бушуева - Лев, глотающий солнце

Я лежала в старой безобразной ванне, упирающейся всеми своими боками в отвратительные, изжившие свой век еще до постройки дома, уродливые трубы, под клетчатой, местами порванной клеенкой, в хрущобе…Впрочем, на Хрущева, которого сместили, когда мне, кажется, было около года. а может, даже еще до моего рождения, мое раздражение не распространялось: он был нормальный, умный, хитрый и живой человек, и стремился выселить людей побыстрее из жутких бараков, вот и все.

Но вода из крана, тем не менее, действительно капала.

И капала и капала.

Я прикрыла глаза, буквально на секунду, забыв, что за дверью кто-то есть — и тут же мне представился Дубровин, стоящий на коленях и пытающийся подглядывать в щель, между полом и стершимся краем двери.

— Я все вижу, — сказала я громко, — твой длинный нос торчит!

— Сквозь дверь видишь! — Голос, ответивший мне, и в самом деле принадлежал Дубровину.

Я расхохоталась!

— А тем не менее, я не открою. Теперь ты у меня в плену.

Эге, он, кажется, от Генри Торо перешел к Фаулзу, мелькнула у меня мысль… Учитывая Дубровинский идиотофанатизм, ситуация может начать развиваться…

— Открой, Сережа!

— Не открою.

…по модели «Коллекционера». Этот роман лежал, разделенный множеством закладок, на одном из ящиков, служившем, видимо, журнальным столиком.

— Ну брось шутить.

— Я не шучу. Я хочу, чтобы ты подписала одну бумагу. — И он просунул в щель между торчащим клочком линолеума и занозистым низом двери неряшливо оторванный клочок, на котором было написано следующее: «Я открою дверь, если ты напишешь внизу под моим предложением: «Да, согласна». А ниже следовало само предложение: «Выходи за меня замуж».

Я чуть было не рассмеялась, нет, не насмешливо, наоборот, я как-то сразу Дубровина поняла: ему ничего не оставалось кроме вот такого хитроумного, как ему думалось, и з о б р е т е н и я, именно потому, что как раз моего смеха — и не сочувственного, отнюдь! — он и опасался.

— Да, подпишу, подпишу, — согласилась я. Господи, мы же не у нотариуса! И не в церкви! Чего не подписать? Откручусь потом как-нибудь. Спущу на тормоза.

Он сунул мне под дверь еще и стержень (целой авторучки у него, разумеется, в квартире не нашлось) и я нацарапала: «Хорошо. Ку-ку», по-моему глуповато ухмыляясь.

Дубровин тотчас же открыл дверь в ванную и радостно предложил мне выпить за помолвку. Два бокала уже золотились в его загорелых ладонях. Из одного он торопливо отпил.

— За нас!

— Ты зачем полотенце брал? — Внезапно спросила я, сделав маленький глоток.

Дубровин перестал пить и глядел на меня, явно не понимая, о чем я.

— Я не брал никакого полотенца, — сказал он. — Они все там… У меня нет больше. — Он указал кивком головы на дверь в ванную.

— Я — не о твоих полотенцах.

— Ну, может, в чемоданах что-то и есть, мать у меня была прижимистая, но я и сам не знаю, что у нее где припрятано, — он даже слегка покраснел и явно был удивлен.

Я почувствовала: к желтому пушистому полотенцу, которое держали дорогие мне, тонкие пальцы, Дубровин не имеет никакого отношения.

Однако, сцена импровизированной помолвки была смята.

Встретиться с ним и… выполнить просьбу сестры. Сердце мое сначала точно куда-то провалилось, а потом застучало сильно-сильно. Все мне только привиделось. На самом деле я ведь не знаю, о чем хотела попросить меня Анна. Отбросить мистику. Встретиться. Поговорить. О чем? О полотенце? Я усмехнулась. Если Филиппов не при чем, он решит, что у меня не все дома. Я усмехнулась. У меня дома вообще никого нет. Детский каламбур.

В который раз я шла по утреннему проспекту… И фонтан, и темная арка, и…

— Я, собственно, вас и жду. — Силуэт мужчины, отделившись от влажной стены, качнулся мне навстречу. Окажись он Филипповым, я бы, наверное, упала в обморок.

— Василий Поликарпович?!

— Он самый.

От него слегка припахивало перегаром, но как всегда, старик держался с достоинством и припадал на больную ногу, ступая рядом со мной, четко и равномерно, точно вычерчивал своей походкой кардиограмму совершенно бесстрастного сердца.

Мы подошли к подъезду. И тут я вдруг вспомнила: я ведь никому не говорила о том, что собираюсь утром зайти в старую квартиру, откуда же старик об этом проведал?

— Вы сказали, Василий Поликарпович, что ждали меня, — мы поднимались по лестнице, и приостановились у почтовых ящиков. — Вас Иван предупредил о моем приходе? — Я решила схитрить.

— Иван? — Старик наклонился, пытаясь разглядеть через небольшие, слегка заржавевшие дырочки ящика, есть ли ему какая-нибудь почта. — Воруют, — сказал он с досадой, — у кого-то ключ подходит, а может, хулиганье гвоздиком открывает! Ни открытки. Ерунда!

Он выпрямился и снова стал подниматься по лестнице. Я заметила, что из его нагрудного кармана выглядывают несколько крупных денежных бумажек. О моем вопросе, наверное, он просто забыл. Взяв за подсказку знаменитое «Мы пойдем другим путем», я, уже у дверей квартиры, сказала приветливо: «Вы ждали меня, Василий Поликарпович, хотели поговорить?» — и тут же, по его бессмысленно-удивленному взгляду, поняла: старик, как часто это бывало, просто интересничал: меня он не ждал, и никого, по-видимому, не ждал, а просто возвращался и приостановился покурить в арке… Возвращался?! Откуда!?

— Мы вас потеряли, Василий Поликарпович, — запоздало обрадовалась я, — а вы вот, здесь, нашлись! Вы к родственникам ездили? Иван так волновался…

— К родственникам? — Переспросил старик. Он уже открыл дверь в свою квартиру и, повернув голову, подозрительно взглянул на меня. — Никуда я не ездил. В больнице лежал.

— В больнице? Что-нибудь серьезное?

— Обследовался. — Василий Поликарпович помедлил на пороге, наверное, размышляя пригласить меня зайти или нет, но не пригласил, а, извинившись, прошел к себе и закрыл за собой дверь.

А он, оказывается, человек настроения, подумала я. Сначала обрадовался мне, а потом и в гости не позвал. И деньги получил, даже вроде немалые, а все равно мрачен. Неужели у него такая большая пенсия?

Дверь в квартиру сестры опять не открывалась. Кстати, как все-таки Дубровин, когда я принимала ванну, тогда проник в дом? Ведь мой ключ торчал в замке?

И в этом замке тоже был ключ. Кто-то закрыл дверь изнутри. У меня похолодели ладони, но я заставила себя нажать кнопку звонка.

И дверь тотчас же открылась. На пороге стоял… Дубровин.

— Ха-ха, сказал он, — не ждали, мадам?!

— Хватит меня интриговать, — рассердилась я, входя в квартиру и плюхаясь в кресло. — Давай заваривай кофе и рассказывай мне все начистоту Откуда ключ, зачем ты бросил на палас мою фотографию и тэ дэ и тэ пэ. И вообще — к чему весь этот балаган!