Александр Шелудяков - ЮГАНА

Эвенкийка вынула из кармана вяленого чебака, положила к ногам Каннатьюга, Крылатого Божка, а потом обратилась к нему с просьбой:

– Хо-хо, Каннатьюг, нынче Ургек, молодой вождь, выходит на охотничью тропу. Он станет промышлять прокудливого медведя, врага Чарымова и пожирателя коров, телят. Югана маленько просит тебя, чтоб Ургек вышел на тропу охотника сильным и чтобы у него не заболел живот. Ты, Каннатьюг, не вреди Ургеку: не мелькай тенью перед его глазами и не мешай прицеливаться из меткого лука.

Вилообразная рогатка из кедрового сука – подобие ног человека, а продолговатый отвилок – туловище. Меж ног алая тряпочка, к которой пришиты пять разноцветных перьев: из хвоста глухаря, гагары, совы, домашнего петуха и орлана. Пять перьев – по закону пяти пальцев и по обычаю священного Кедра – пятигнездных хвоинок. Это и есть Каннатьюг, Крылатый Бог, который обязан теперь помочь метко выцелить зверя.

Каннатьюг ответил Югане согласием. Надо теперь ей вести переговоры с третьим богом.

– Здравствуй, Тюр-Кези, хранитель человеческого жилья, – сказала Югана и положила божку засохшую глухариную ножку. – Когда будет Ургек натягивать тугую тетиву охотничьего лука, то ты смотри, чтобы тетиву лука не надкусил злой Дух Болот. Да еще посматривай, чтобы не сглазили женские глаза острую пальму великого охотника Ургека.

Тюр-Кези задумчиво смотрел на Югану и молчал. Торопиться эвенкийке некуда. Она еще раз закурила трубку.

Изготовлен Тюр-Кези из бересты. Имеет форму человеческого лица, вместо глаз – свинцовые бляшки, нос вырезан из пробки и приклеен рыбьим клеем, а бороде с усами может позавидовать любой мужчина, – сделаны из пышного, полношерстного зимнего хвоста белки.

Может быть, Югана случайно дыхнула дымом из трубки в лицо Тюр-Кези, а может быть, он сам зашевелил усами и улыбнулся. И этот божок согласен исполнить просьбу эвенкийской женщины.

Раз три бога дали согласие и разрешили промышлять медведя, то с четвертым божком-идолом Югана найдет общий язык.

– Хо-хо, быстрый Кулунак, сын Ульгеня! Ты давно тоскуешь о медвежьей парной крови и сладкому жиру с кишок. Ургек после охоты угостит тебя вкусной едой досыта. Только ты, когда пойдешь с ним на охотничью тропу, не перебегай ему дорогу и не мешай выслеживать зверя, – Югана положила в жертву Кулунаку засохшую голову рябчика.

Богу или божку, как и человеку, надо маленько подумать, собраться с мыслями, прежде чем принять какое-то решение. Пусть молчит, думает Кулунак. Югане некуда спешить.

Представляет собой Кулунак зимнюю шкурку колонка, набитую мхом, но головка имеет хороший вид: вместо глаз – стекляшки, зубастый рот полуоткрыт.

– Югана все сказала. Нынче пусть медведь спит. Сытого медведя и сонного грех убивать. Завтра добудет его Ургек, молодой вождь племени Кедра.

Югана, как и положено, после удачного переговора с богами вытащила из кармана распечатанную четушку водки, горлышко которой было заткнуто самодельной пробкой из коры осокоря, и в этой пробке торчало гусиное перо-брызгалка. Эвенкийка очень экономно побрызгала богов водкой – попьянила духов. Потом Югана вынула зубами пробку из четушки, взяла в руки. Буль-буль – один глоток, второй. Вот и Югана попробовала винку маленько. Теперь можно эвенкийке спокойно идти домой и ждать, когда приплывут к берегу дед Чарымов с Орланом и Ургеком на своих обласах.

Охотничий промысел у эвенков племени Кедра был не просто обыденным занятием добычи пищи, шкур, пушнины. Охота – это еще неизведанная тропа в мир и царство душ зверей. Поэтому окружен был охотничий промысел древними, языческими поверьями, обычаями. Зверовой промысел был густо замешан на предсказаниях, запретах и считался из века в век священным.

Когда в тайге или на стойбище шел разговор об охоте, то не допускалось насмешек, хвастовства и оскорбления по отношению к птице, зверю, рыбам – считалось великим грехом.

Отправиться эвенку на промысел всегда нужно было «чистым». Запрещалось обычаем перед выходом в тайгу спать с женщиной, а также проявлять разные нежности к слабому полу. К промысловой ловушке – капканам, давящим лукам, плашкам на белку, к пальме, луку и ружью были отношения удивительной нежности, почитания и заботливости. Ни ружье, ни лук со стрелами, а также и другая разная промысловая ловушка охотника не бросались где попало и как попало, а всегда вешались по-хозяйски или клались и хранились вместе с промысловой одеждой в специальном амбарчике, по соседству с духами-идолами, обрядовыми «куклами». А все это уже значит, что в каждой ловушке живет душа, союзник и помощник человека тайги.

Когда Михаил Гаврилович с Орланом и Ургеком приплыли в обласах к берегу Улангая, Югана, поджидавшая их, положила в замшевый мешочек, висевший у нее на поясе, потухшую трубку, сказала:

– Вождь Орлан с Ургеком пусть идут домой, садятся в машину «вездетоп» и едут к дому Чарыма. Югана с Чарымом ваши обласы втащат на берег и перевернут их на подпорку, подсохнуть.

Поднялись по береговой тропинке на взгорок Орлан с Ургеком. Михаил Гаврилович проводил их взглядом, а после спросил у Юганы:

– Зачем вездеход понадобился?

– У Чарыма глаза мудрого человека. Позади у Чарыма большая тропа жизни, и пошто не знает он о том, что Орлан с Ургеком поедут на «вездетопе» за мертвой коровой и теленком. Надо мясо везти домой, его можно сушить, вялить и зимой собак кормить.

– Югана, пусть пока все там лежит на месте нетронутым, – попросил Михаил Гаврилович и начал пояснять: – Надо сделать лабаз и ночью подкараулить зверя, убить. Я сейчас возьму гвозди, топоры, да поедем с ребятами мастерить лабаз. Там, в развилке большой сосны, построим настил… – Старик хотел предложить Югане еще один вариант: поставить медвежий капкан или устроить кулему, давящую ловушку, но эвенкийка удивленно посмотрела на Михаила Гавриловича, перебила его:

– Хо, Чарым, ты говоришь языком трусливой женщины! Сегодня мясо коровы и теленка будет лежать в амбаре у Чарыма, а шкуры будут висеть на шестах в сенях. Медведь ночью придет, а еды у него нет. И он шибко начнет злиться, станет драть когтями кору сосны, кедра и будет рвать корни пней, рыть и кидать землю на том месте, где лежала его пища…

– Ну вот, Югана, с тобой вечно не дотолкуешься… – сказал недовольно Михаил Гаврилович. – Медведь свою убоину не найдет ночью и уйдет подальше в тайгу.

Упустим зверя из рук. Собак у нас нет. Четыре щенка мне обещали привезти из Ханты-Мансийска, обещанный кус не в зубах. Да и что про это говорить.

– На лабазах сидят и караулят медведя мужчины, у которых вместо сердца охотника – жирный кисель… Это на языке Юганы означало, что для вождей племени Кедра такая охота на зверя считается позорной.