Йозеф Хазлингер - Венский бал

– Иногда здесь живут полицейские чины. Главным образом из провинции или из-за границы. У меня есть и запасная квартира.

– Полицейские?

Он открыл маленький холодильник, втиснутый в стенной шкаф, и достал бутылку виски.

– Со льдом? – спросил он.

После его возвращения все до единой встречи были, так сказать, безалкогольными. Бригадир иногда позволял себе на стройплощадке бутылку пива, только одну, что при его привычках граничило с самоотверженностью. А в последнее время он вроде бы вообще бросил пить. Пузырь и на стройплощадке не брал в рот хмельного. У меня в контейнере обычно пили только кофе. Иногда после заключения договоров нас угощали шампанским. Но это случалось крайне редко, поскольку самые выгодные контракты подписывают чаще всего в офисе фирмы или в адвокатских конторах. Когда ставили шампанское, я наполнял свой бокал наполовину, чтобы только чокнуться. И скорее пригублял, чем пил. С тех пор как взъерепенился Файльбёк и на наших глазах заказал в ресторане кофе, мы за обедом даже вино с содовой пить перестали. Его демарш облегчил нам переход к полной трезвости.

И вдруг Нижайший предлагает мне виски, будто не сам наложил запрет на алкоголь. А может, это испытание? Может, он хотел проверить, могу ли я в любой ситуации быть на высоте дела Непримиримых. «Со льдом?» Так или иначе, от меня требовался ответ.

– Если хочешь, – сказал я наконец, – могу выпить с тобой рюмку.

Похоже, Нижайший не придал значения моим словам. Затем он открыл другую дверцу шкафа. Показалась освещенная ниша с зеркальной задней стенкой. На верхней полке стояли бокалы и рюмки, на нижней – батарея бутылок с крепкими напитками. Нижайший достал два бокала.

– Со льдом? – спросил он еще раз.

– Да.

Он пошел на кухню. На нижней полке стеклянного столика, стоявшего рядом с моим креслом, лежали газеты и еженедельники, а поверх них, чего нельзя было не заметить, – авиаписьмо из Флориды. Имени отправителя я разобрать не мог, буквы как бы подскакивали и опускались поочередно при полном отсутствии пробелов. Я перевернул конверт. Письмо было адресовано майору Ляйтнеру. Когда чмокнула дверца кухонного холодильника, я сунул конверт под столешницу, положив все как было. Но Нижайший уже стоял рядом.

– Это письмо для меня. Майор Ляйтнер – имя для моего почтового адреса. На имя Стивена Хаффа я получаю только ту почту, которую сам себе отправляю. Кстати, майор Ляйтнер живет в этом доме, на третьем этаже. Здесь вот его явочная квартира. Она наверняка нашпигована «жучками». Но у меня от него нет секретов. Он просматривает почту. А то, что предназначено мне, приносит сюда.

Нижайший протянул мне бокал с изрядным количеством спиртного.

– За чистую Европу! – провозгласил он, поднимая свой бокал.

– За чистую Европу! – ответил я.

Он ждал, когда я начну пить. На какой-то миг у меня мелькнула мысль, что это не виски. Я посмотрел на Нижайшего, и мне показалось, что в лице его читается затаенная злоба. Неужели я опротивел ему из-за того, что сказал Файльбёку, что у меня на уме? Или он хотел выставить меня слабаком в моих собственных глазах? Я зажмурился и опустошил бокал. Мгновенный ожог пищевода от глотки до желудка. Живот свело судорогой. Я зажимал его обеими руками. Нижайший подал мне стакан воды. Я шесть часов ничего не ел и долго воздерживался от алкоголя. Нижайший поставил бокал на стол, так и не прикоснувшись к нему. Что это означало? Я провалился на испытании? Или выдержал его? Нижайший сел в кресло напротив. Он молча смотрел на меня. А я сидел, по-дурацки съежившись, и ждал, когда он вызволит меня из неловкой ситуации. Но он этого не делал.

– Как быть с Файльбёком? – выдавил я наконец.

Нижайший заговорил тихо, водя по столешнице бокалом с виски.

– Ляйтнер за устранение, – сказал он. – Майор считает Файльбёка опасным. Я не согласился. Человеку первого призыва, возразил я, надо дать шанс. Мы сотрем его руны, но не его жизнь. Пусть выбирает, что ему предпочесть – свои руны или жизнь.

– Не слишком ли великодушно? Он хотел лишить тебя власти.

– Меня нельзя лишить власти. У меня ее нет.

– Но Файльбёк…

– Падший ангел. Мы отнимем у него лишь палец, а не жизнь. После наказания Файльбёка никаких встреч в парке Антона Бенья. А обедать снова врозь. Новым ангелом, наблюдающим за всем и отвечающим за порядок, будешь ты.

– Я? – Мой голос дрожал от плохо скрываемой радости.

– Ты. Твое задание – подготовить вразумление Файльбёка.

Он вышел и выплеснул свое виски в раковину с грязной посудой.

– Кто такой Ляйтнер?

Ответ последовал не сразу, и я успел уточнить свой вопрос:

– Тот самый полицейский юрист, на которого мы должны рассчитывать при аресте?

Нижайший поставил опрокинутый бокал на сушилку для посуды.

– Теперь мы будем видеться чаще, – сказал он. – Но тебе же лучше, если не все будешь знать. Тебе достаточно того, что после пожара на Гюртеле Ляйтнеру поручили заняться моим розыском. Он вычислил меня во Флориде. С тех пор мы – союзники. Теперь он не один. У него есть помощники.

– А знает ли Ляйтнер и кто-то еще про…

Я не осмелился продолжать. Как-никак Нижайший сам сказал, что квартира нашпигована «жучками».

– Да, они безусловно поддерживают нас. И еще как. Без них Армагеддон был бы просто словом из Апокалипсиса. И хотя мы своими силами могли бы нанести удар, он не привел бы к смене эпох. Мы осуществим первую часть плана, Ляйтнер и его люди – вторую. Они помогут нам взять власть.

– А Файльбёк знает об этом?

Нижайший положил руку мне на плечо.

– Нет, – сказал он и медленно повел меня в прихожую. – Я никогда не доверял Файльбёку. И здесь, в этой квартире, он не бывал. Но я часто обсуждал с ним ситуацию. Он хочет повторения старых революций и не хочет понять, что за последние десятилетия в Европе создан гигантский полицейский корпус, в войне с которым у нас нет никаких шансов. Но в полиции идет брожение. Она не может больше быть на побегушках у политиков. Она ждет не дождется повода, чтобы начать действовать самостоятельно, как подобает не мальчику, но мужу. И мы ей предложим таковой. Тысячи полицейских живут ожиданием освободительного удара. Кто сумеет его нанести, тому будет принадлежать страна. И Файльбёк наконец-то прозреет и найдет дорогу к нам.

Вскоре я уже был на улице. Шагая в темноте под беспрерывным дождем до самой Ройманнплац, я постепенно уразумел свою новую функцию. На одном фланге была группа высоких полицейских чинов и, возможно, еще каких-то персон, которые стремились к переделу власти. На другом – мы, Непримиримые, готовившие Армагеддон. Нижайший был связующим звеном, как бы средней частью алтарного триптиха. А я – его новым адъютантом и отвечал за безотказное взаимодействие обеих сторон. Следовательно, мне полагалось знать больше, чем другим посвященным. Но это значит – дошло до меня по дороге домой, – что, если я не справлюсь со своей задачей, мне будет грозить то, чего Ляйтнер требовал для Файльбёка, – устранение.