Джонатан Рабан - Как птички-свиристели

Человек выбрался из «лендкрузера» на волю, по пути ему попались какие-то кусты, и с них беглец сорвал и съел много листьев, запив водой, которую вычерпал из крышки, валявшейся как раз неподалеку, — такими обычно закрывают центральную часть колес на машинах. Дела его шли путем. Без проблем.

Он добрался до конца земляной улицы и в нескольких километрах увидел настоящий город: небоскребы как в Нью-Йорке — десяток сверкающих огнями башен, стоящих рядом, словно снопы пшеницы. Зрелище неожиданно приятно взволновало его, страх исчез, осталось только воодушевление. И в видеофильмах так было. Теперь он будто сам попал в видеофильм. Человек улыбнулся от остроты ощущений. Эге, неплохо, а? Без дураков!

Двадцать ярдов открытого пространства отделяли его от последней ограды, высокой, с колючей проволокой наверху, однако преграждающей, по-видимому, вход на территорию порта, а не выход оттуда. Бетонные балки, сцепленные вместе, помещались между штакетинами, и выехать на машине через отверстие в заграждении невозможно. Вот с одной из балок он и начнет. Каждая прикреплялась к самой ограде проволокой, скрученной в узлы, находившиеся на расстоянии сорока — пятидесяти сантиметров друг от друга. Они не так велики, но могут послужить опорой для пальцев ног. Главную трудность создавали прожекторы. Держась в тени, человек двинулся дальше по краю контейнерного города, высматривая участок ограды, подходящий для побега.

И вскоре нашел, что искал: посреди залитого светом пространства — небольшой участок тени, хорошо скрытый контейнерами от охранников, а по другую сторону ограды очень кстати — куча песка, оставленного рабочими. Пригнувшись, на корточках, человек подобрался к ней и устремился ввысь, быстрый и юркий, как белка; за него думали мускулы. Пальцы ухватились за цепь, скреплявшую балки, а правая нога нащупала первый проволочный узел. Есть! Он стал буквально невесомым, пока, извиваясь, карабкался по ограде. Есть! Взялся за железную кромку на самом верху, поставил левую ногу ближе ко второму ряду колючей проволоки и всем телом подтянулся вперед.

Уф! Удар о мокрый песок чуть не вышиб из него дух, и вот он в Америке.

Огни терминала осветили место, очень похожее на особую экономическую зону — такая же пустынная стройплощадка, такая же грязь, такие же горы мусора и желтые экскаваторы, а еще красные пластиковые заборы, временные, непрочные, но с металлическими колышками. Хорошее укрытие. Пригибаясь к земле, человек пересек недостроенную дорогу, чтобы спрятаться около экскаватора. Болела лодыжка. Рукав ветровки разорвался, зацепившись за колючую проволоку. Скрючившись на земле под кабиной экскаватора и дрожа от холода, человек смотрел на высокие, ярко освещенные здания города, где машины, точно падающие звезды, мелькали на магистралях, находившихся будто не на земле, а в воздухе. Все огни города освещали путь к деньгам.

Город не пах ничем, будто мыло, и точно так же слегка отдавал лесом и морем. Вот так и деньги, подумал человек, ничем не пахнут. Америкой пахнут.

Он терпеливо ждал в темноте под экскаватором. Уже осталось недолго, рассуждал беглец, скоро придут рабочие и тогда можно раствориться в толпе. Почувствовав приближение рассвета, он оставил убежище и потихоньку пошел вдоль пластмассовой ограды до конца стройплощадки, к мощеной дороге под огромными бетонными опорами, поддерживавшими автомагистраль.

Некоторое время человек сосредоточенно осматривался. Здесь, на подъездном пути к терминалу, движение постепенно увеличивалось. Он ожидал увидеть людей на обочине дороги, однако никого не было.

Один среди грузовиков, и это опасно, потому что его слишком легко заметить. Засунув руки глубоко в карманы и уставившись в землю, он постарался придать себе вид человека, занятого своими делами и знающего куда идти. Беглец несмел оглянуться, и на каждом шагу ждал: вот сейчас схватят сзади, ударят, наденут наручники и затолкают в машину.

Он пошатывался от ветра, который поднимали проносившиеся мимо грузовики. Их тормоза визжали, а моторы урчали и ревели, но необъяснимо тревожило другое, а именно — отсутствие чего-то. Вдруг беглец понял: не слышно горна! В Америке еще ни разу не заиграл горн.

Нет звуков горна, нет людей. Где же рабочие? Небо уже побледнело, а он до сих пор оставался единственным пешеходом на дороге. Как можно находиться в городе и быть до такой степени на виду? Приходилось идти не останавливаясь — спрятаться негде, — но теперь известно, чем его прогулка закончится: полицейскими, битьем и тюрьмой. Эта мысль принесла успокоение. Тюрьмы ему не страшны.

Немного прихрамывая после прыжка с ограды, он быстро пересек широченную улицу, свернул налево по направлению к высоким зданиям вдалеке и внезапно совершенно расслабился. Он уже не несет ответственность за будущие события. Все попытки предприняты, все силы приложены. Теперь от него ничего не зависит.

Здесь грузовиков стало меньше, мимо проплывали в основном легковые автомобили, беззвучно, как огромные рыбы. Проехал одинокий велосипедист — отчетливо раздалось звяканье цепи, — но то был не рабочий, а спортсмен в шлеме и разноцветном облегающем костюме.

Беглец почувствовал, что в царящей вокруг жутковатой тишине прислушивается к звукам, издаваемым им самим: шуршанию джинсов и ветровки, негромкому шлепанью кед по мокрому цементу. Он давно привык быть неясным силуэтом, шорохом. Раньше умел почти совсем исчезать — настолько ловко ему удавалось скрыть свое присутствие, а в Америке он вдруг сделался необыкновенно заметным и шумным, как толстяк с барабаном. Бум! Бум! Бум! Вот я, здесь! В видеофильмах Америка показана другой, совсем другой.

Он прошагал не меньше двух километров, прежде чем увидел их — прохожих, идущих по улице без какой-либо конкретной цели. Ему сразу же бросилось в глаза, насколько далеко они держатся друг от друга. Каждый занимает свое личное пространство, прямо как статуи какие-нибудь на площади. Потом он заметил, что одеты пешеходы бедно, не лучше его самого. Бедняки? Америке? Человек замедлил шаг. Гвеило, ясное дело. Но американцы? Такие? Может, это крестьяне, если в Америке вообще есть деревни? О последнем ему задумываться не случалось.

Он приостановился, осматриваясь. Незаметно оказался у границы, за которой цемент и проволока уступили место выщербленным кирпичным стенам, лестничным пролетам, запасным выходам, темным углам и оставленным машинам — укромным уголкам и потаенным убежищам настоящего города. Именно так беглец представлял себе Нью-Йорк, давным-давно, в другой жизни. «Крестьяне» находились на самой окраине мира — а теперь совсем близко, только протяни руку. Тот мир он еще мог сделать своим.