Джонатан Рабан - Как птички-свиристели

Чуть впереди по одну сторону улицы виднелась береговая линия, по другую — автомобильная эстакада. Тут и там под ее сводами стояли, прислонившись к опорам, одетые в обноски «крестьяне», разговаривали, курили, чесались.

Сейчас ему придется с ними заговорить. Он знает английский. Год занимался в школе и выучил все буквы. Или почти все. Повторял вместе с другими учениками: «Это мистер Браун. Он читает газету и курит трубку» и еще: «Энергия воды в реке дает электричество жителям города». Но что важнее, много английских фраз запомнилось по видеофильмам. Он знал, какое слово понадобится прямо сейчас, и несколько раз шепотом произнес его, чтобы получалось правильно.

На случай, если что-то пойдет не так, в голове наметился план побега: через железный забор, между машинами, припаркованными на стоянке в первом ряду, по узкой соседней улочке, потом вверх по ступенькам и на другую улочку, а там уж любые преследователи его упустят — машин слишком много. Он двигался быстро, как Чен Янг, ведущий мяч и прорывающий шанхайскую защиту. Да кого угодно остановит такое уличное движение, и к тому же почти все «крестьяне» на вид старые и больные.

Держась у самого забора, готовый перемахнуть на ту сторону при первой опасности, китаец приблизился, внимательно рассматривая незнакомцев, однако на него никто и не взглянул. У них была очень плохая кожа, у некоторых настолько, что он подумал, не прокаженные ли передним.

Выбрал мужчину с седой косичкой, прислонившегося к дальнему краю забора. Совсем старик, слишком медлительный и неповоротливый, опасаться вроде нечего.

— Пожалуйста! — произнес беглец свое первое в Америке слово. — Чайна-таун?

— Чего?

— Китайский! Квартал! — Он ведь правильно все сказал? «Змееголовые» постоянно говорят: «Китайский квартал».

Через несколько бесконечных секунд, полных неопределенности, седой забормотал и стал куда-то указывать. От мужчины несло спиртом и кислым молоком. За его речью уследить было невозможно, но рукой он все время делал жест наверх, в направлении улиц.

— Э! Спасибо, приятель.

И снова как в видеофильме, опять в пути.

Петляя, беглец пробирался по городу, похожему на огромный улей с бесчисленными сотами.

Он быстро вышел на промозглые, полупустые улицы, пересекающиеся между собой и пропахшие тмином и корицей, — там находились китайские ресторанчики. Из-за пережитого сначала ужаса, а потом возбуждения терзавший его голод притупился, но теперь началась такая резь в животе, что даже закружилась голова. Желудок буквально скрутило, настолько хотелось есть. Уже не думая об опасности, беглец торопливо рылся в переполненном до краев мусорном баке, пока наконец не нашел почти нетронутую коробочку риса, политого оранжевым соусом. Схватил ее и обеими руками затолкал в рот холодную клейкую массу. Порывшись еще, вытащил наполовину обглоданную куриную ногу, кусок круглой булки, банку «Севен Ап», в которой еще был хороший глоток газировки, ломтик котлеты из гамбургера, остатки рыбы, прилипшие к коричневому бумажному пакету, горстку молодых бобов и жареное свиное ребрышко.

Он заглатывал еду, едва успевая хрипло втягивать воздух, и плакал. С ребрышком в руке перешел через дорогу и очутился в небольшом парке с миниатюрной раскрашенной пагодой и питьевым фонтанчиком. Наклонившись, человек шумно пил, ловя ртом слабенькую струйку ледяной воды, холодом обжигавшей горло. Потом умывался, изо всех сил оттирая грязь вокруг губ и глаз. Поднял свиное ребрышко с края фонтана, уселся на каменную скамейку и уже не спеша объел мясо. У ног его толкались голуби, и он бросил им дочиста обглоданную кость.

Тишина вселяла тревогу. Будто недавно здесь произошло что-то нехорошее. Утро далеко не раннее, а по улице лишь несколько одиноких фигур торопятся неизвестно куда. Вывески в ресторанчике странные, запахи, доносившиеся из кухни, тоже не те. Большинство витрин пустовало: ничего, кроме выгоревшей рекламы старого фильма с Джетом Ли [51] Джет Ли — китайский актер, снимался в голливудских фильмах. , нескольких упавших кнопок да дохлых мух. Человек миновал бакалейный магазин, с виду убогий, как любая лавка в Фучжоу. На углу заметил двух беседовавших людей, издалека показалось, что говорят на кантонском диалекте, однако, подойдя ближе, он не смог разобрать ни слова.

Чуть дальше на той же улочке обнаружился зоомагазин — узкое и длинное помещение, озаряемое единственной лампочкой под низким потолком и зеленоватым свечением аквариумов, в которых поднимались маленькие пузырьки. В магазине не было никого, кроме хозяина — иссохшего старика в тапочках. Шаркая ногами, старик ходил между аквариумами и кормил рыб.

В темноте возникло чувство безопасности. Притворившись, будто рассматривает стайку гуппи, вошедший заговорил с хозяином, не поворачивая головы.

— У меня письмо для дяди. Он здесь работает в ресторане. Он из Наньпина, что в Фуцзяни.

— Спросите лучше в ресторане «Хой Сун». Там все из Фуцзяни.

Пришлось напряженно прислушиваться, чтобы разобрать слова старика, чей голос дрожал, а потому все произнесенное им полностью искажалось, точно звук эха в тоннеле.

— Теперь вспомнил. «Хой Сун». Там он работает. Спасибо. — Гость постучал ногтем по стенке аквариума, отчего испуганные гуппи бросились врассыпную. — Хорошие у вас рыбы.

Он проходил мимо «Хой Суна» лишь несколько минут назад. Вернулся, подергал дверь. Заперто. Сзади ресторанчик примыкал к переулку, там повар в фартуке, забрызганном мясным соком и подливкой, выбрасывал в мусорный ящик еду. И еду, похоже, неплохую. Запомнить ящик. Подошедший извинился и спросил, не работает ли у них официантом Кай Чао из Ляньцзяна, который приходится ему дядей. Повар ответил на диалекте Фучжоу, мол, никто с таким именем не работает в «Хой Сун», но вот в Такоме есть один ресторан, принадлежащий целой семье из Ляньцзяна. Повар сунул руку в карман брюк, достал пачку американских сигарет.

— Куришь?

Подошедший терпеть не мог курить, от курева дыхание становилось несвежим, и все же взял сигарету. Прикрыв сложенными ладонями огонек зажигалки, протянутой поваром, наклонил голову и сделал несколько энергичных затяжек. Ядовитая вонь жидкости из зажигалки заглушила слабый травянистый аромат табака.

— Охрана здоровья! — Повар захохотал. Объяснил: — Мы ж прямо там, внутри, и дымим, но когда госпожа Хан на кухне… — Повар кивнул в сторону ресторанчика. — Ух! Тогда держи ухо востро!

Собеседник повара старался, чтобы дым оставался у самого рта, для чего выпускал его сквозь сжатые губы настолько часто, насколько позволяли, как ему представлялось, хорошие манеры. Здесь, на улице, дым от двух сигарет висел в холодном неподвижном воздухе, обволакивая куривших едким облаком. Оно напомнило первые дни в контейнере, когда у людей еще не вышли запасы табака.